воскрешаешь старые интриги.
К чему все это? Что так изменилось?
Гурин (задумчиво)
Когда бы раньше, в этом был бы смысл,
теперь же слишком поздно…
Шаповалов
Не уверен.
Срок давности ничто в таких делах.
Мы слишком близко знали Старика,
и нрав его, угрюмый и тяжелый,
нам не в новинку, мы его словам
не верили, им слишком зная цену.
Его нам завещанье не указ,
но есть другие, для которых Луцкий
непогрешим, почти что свят – мы сами
причислили его.
Семенов
Он был удобен.
Для каждой веры надобны святые,
покойные радетели за правду.
Шаповалов
Не вовремя созревшие плоды
своих трудов сегодня пожинаем.
Гурин
Постой, постой, ты думаешь, пора
нам Панину условия поставить
иль заменить его тем, кто кругом
обязан будет нам? Ну дело, дело.
Рискованно – но я готов рискнуть,
а наши крайне левые – ну, Егерь
с клевретами, – они всегда готовы
затеять смуту, через них удобней
нам действовать, интриговать, разить.
Повисает неловкая пауза.
Семенов
Обдумать надо. Нечего спешить:
и так прошло три года; разойдемся
и, трезво перспективы оценив,
условимся, что можно предпринять
для нашей общей пользы.
Гурин
Поскорей бы.
Я вот еще что думаю: не струсим,
так можно повернуть все по-другому…
Что Луцкий говорил, то знают двое:
один – в могиле, ты ж, Илья Иваныч,
ты назови меня – тебе поверят,
за мной не заржавеет, назови…
Подумайте.
(Уходит.)
Шаповалов
Каков наглец!
Семенов
Обычный честолюбец,
со временем научится хитрить –
пока он интригует напоказ
и нам его потуги не опасны.
Шаповалов
Нам болтовня опасна. Этот олух
по всем углам пойдет теперь трепаться,
искать себе сторонников таких же.
Семенов
Ты объясни, к чему все эти притчи,
что правда в них, что ложь.
Шаповалов
Зачем мне лгать,
я правду рассказал про Старика.
Я думаю, он Панина назвал
лишь для отвода глаз, в виду имея
его в момент последний заменить.
Правленье успокоится, не
