тно угадывается робкое весеннее тепло. Зима еще долго будет злиться, но ведь когда-нибудь она закончится. Весна принесет тепло, лето – жару, которая сейчас, в мороз, кажется чудом, но если для кого-то эти перемены станут всего лишь приятным чередованием времен года, то для Демьяна – концом черной полосы в его жизни…
Как ушел он из дома в далеком восемьдесят четвертом году, так до сих пор и мается по жизни как неприкаянный. Афган, война, кровь… Он мог бы вернуться домой через два года, но нет, дернул его черт остаться на сверхсрочную. Старшиной мотострелковой роты был, людей за собой водил в бой. Их часть уже собирались выводить в Союз, когда у него произошло столкновение с новым командиром роты. Этот недоумок, чтобы выслужиться, отправил группу по неизведанному маршруту, без разведки, без должного сопровождения с воздуха, и как итог – восемнадцать трупов. Нет, убивать ротного Демьян не собирался, он просто не рассчитал силы. Удар у него чересчур мощный, а злость на командира вывела его из себя. В общем, не выдержал ротный бокового справа, скончался по дороге в госпиталь. А Демьян получил шесть лет колонии. Но ничего, летом прозвенит звонок, и он наконец-то отправится в родное село. А пока что нужно набраться терпения и досидеть свой срок. Шесть отмеренных лет уже на исходе, скоро домой…
Демьян бросил окурок в урну, отряхнул ватник от мелких снежинок и прошел в двери лагерного общежития. И остальные заключенные потянулись за ним, хотя никто не загонял их в барак со двора локалки.
Рабочий день закончился, народ поужинал, личное время сейчас, потом появится замполит, прочтет мораль на сон грядущий. Демьян против такой лекции не возражает, лишь бы только она в тепле была да дремать разрешалось. Замполит у них не дурак, он понимает, что люди чертовски устали после промки, поэтому орать ни на кого не будет. И Демьяна на спящих натравливать не станет, бесполезно это.
Личное время, воспитательная работа, подготовка ко сну – все эти мероприятия пролетят очень быстро, а потом будет отбой, и закончатся еще одни сутки той долгой череды дней, которые отделяют его от свободы. Но очередной крестик в календарике можно поставить уже сейчас.
Демьян прошел к своей шконке, что стояла в дальнем углу. Место у него почетное, но справа от прохода. Слева – блатной угол, там обитает смотрящий всей зоны. Только это место, как правило, пустует, потому что Лешему больше по нраву больничка, где у него все схвачено и промазано медом. По идее, кроме Лешего, из блатных здесь должен был находиться еще и смотрящий по бараку, но нет во втором отряде такового. Во всех отрядах есть, а во втором – нет, и все потому, что Леший не хочет делить свою власть над отрядом с кем-то из блатных. Зато при этом вор ничуть не возражал против того, чтобы в его отсутствие за бараком смотрел Демьян. Не возражает, потому что кто-то должен следить за порядком. Не возражает, но Демьяна терпеть не может. И нелюбовь эта обоюдная. Тихая такая, бесконфликтная ненависть. Демьян – плоть от плоти мужик, блатная романтика не для него, потому для Лешего он чужой. И сам он Лешего с его свитой не жаловал, из-за того что эти паразиты жили на теле трудового народа. Люди за них на производстве спины гнут, пока они тут свои воровские законы блюдут. Впрочем, наезжать на Лешего бесполезно: его только могила исправит. Да и самого Демьяна воры под себя не подомнут, потому что принципы у него и характер, на которых он крепко держится…
Только неспокойно в блатном углу. На шконке Лешего, затылком прижимаясь к нарисованной березке, сидел дюжий кавказец – бровастый, носатый, с крепкой борцовской шеей. Надменное выражение лица, вялая презрительная усмешка на тонких губах. Рядом с ним свита – жулик из пиковой масти, три «быка», один из которых славянской внешности. Робы у всех наглажены, прохоря начищены – как на парад. Так, может, у них какие-то свои торжества намечаются…
Слышал Демьян, что не так давно в зоне появился грузинский вор в законе, но в подробности этого дела не вникал, поскольку оно его не касалось. У блатных своя жизнь, пусть они в своих раскладах сами маринуются. А у него свои проблемы – простых работяг держать в узде, чтобы они план давали. Бугор он, бригадир в распилочном цехе, а в том, что за отрядом и здесь, в жилой зоне, приходится смотреть, его вины нет, лагерный пахан так фишку бросил.
Но если кавказская блатота решила взять барак под себя, так это его мало касается. Пусть Леший с ними разбирается, а для него главное, чтобы пиковые не выеживались, мужиков не обижали. Пусть хоть сам черт здесь правит балом, лишь бы только порядок был.
Демьян уже сворачивал с главного прохода в свою сторону, когда вор снизошел до него – показал на него рукой и небрежно щелкнул пальцами. Дескать, сюда иди. Но Демьян сделал вид, что ничего не заметил.
Но «бык» из воровской свиты не позволил ему далеко уйти, нагнал, хлопнул по плечу:
– Эй, мужик, тебя зовут!
Демьян остановился, неторопливо развернулся к нему, смерил меланхоличным взглядом. Не слабого десятка джигит, лоб в три наката, нос крупный, широкий, челюсть массивная, тяжелая, живого веса не меньше центнера. Уши приплюснуты,
