в Лимере, куда поехала после Парижа.
07.02.09, суббота. Лимере.
Меня и Пьера еще не ввели в права наследования, но ситуация бесконфликтна, и в Лимере меня встретили благожелательно. Собственно, Мариус – фактически полностью распоряжавшийся виноградником и производством вина – великолепно помнит меня, ведь мы приезжали с Франсуа в Лимере каждое лето. Открыл мне дом, провел по винограднику, хотя смотреть там зимой нечего, завел в старинное подземное хранилище. Мне показалось, что там огромное количество бочек и бутылок. Мариус сказал, что продажи идут вяло, но он надеется к следующему урожаю немного освободить хранилище.
Я в этом ничего не понимаю, мне кажется, что и Франсуа ничего не смыслил в виноделии, предоставив Мариусу полную свободу действий. Сам он вино собственного производства не пил, предпочитая коньяк и более известные местные вина. Впрочем, он пил мало. А в делах производства вина его волновало только количество перечисляемых на наш счет денег. Наш счет – я так и осталась совладелицей счета, так что мэтр Вилар быстро договорился в банке, что счет переведут теперь только на меня.
26.07.18. Лимере.
Отложила дневник, вспоминаю. Правильно ли я тогда поступила? По существу, пустила все на самотек. С финансами разбирался мэтр Вилар, ему мы с Пьером доверили продажу ценных бумаг, оплату налогов. Все в Лимере оставили (реально, я оставила) на усмотрение Мариуса. Можно ли было поступить по-другому? Наверное, нет. Сами мы ничего не понимали в законах Франции, наделали бы ошибок. Помню, я позвонила Игорю, он должен был быть в увольнении, в очередной раз рассказала ему новости о Лимере. Он, правда, до этого ничего о моем винограднике не знал. Пожаловалась на свою беспомощность в финансовых делах. Он молчал. Но потом высказался просто:
– Лиза, ты жила без этого наследства. Тебе было очень плохо? Нет ведь. Ты уверенно работала, ни от кого не зависела. Зачем так переживаешь?
– Я не за себя, за Пьера переживаю.
– А что за него переживать? Учеба у него обеспечена. Ты сама на днях мне рассказывала – отец выделил на это деньги. Захочет – будет жить в Париже, ты же всегда разрешишь ему жить в твоей квартире, надеюсь, ты вернешься в Тель-Авив. А захочет заняться семейным бизнесом – виноделием, начальный капитал у него есть. Да и ты ему когда-нибудь что-то оставишь…
Последние слова резанули меня:
– Ты хочешь сказать, что я старая, что меня скоро на свалку нужно отправить?
Не знаю, почему я тогда так взбесилась, отключилась. Он пытался дозвониться, но я не ответила. То ли устала от напряженных дней, то ли опять возникло забытое чувство вины перед Франсуа, но неудачное замечание Игоря было последней каплей. И я бросилась на постель, разрыдалась. А ведь перед этим почти каждый день пыталась дозвониться до Игоря, временами мне это удавалось. И я чувствовала каждый раз облегчение, выслушав его спокойные слова. Мне и сейчас непонятно, почему в нем после операции «Литой свинец» что-то так изменилось.
