style="font-size:15px;"> Мне не верилось, что я могу куда-то пойти, участвовать в каком-то деле. Я тайно ожидал новой встречи с полковником Цукаревым и мысленно прощался сам с собой.
– А ты не знаешь, что случилось с нашим командиром роты? – спросил я своего давнего сослуживца, зная, что ему все ведомо, все известно.
– С лейтенантом Шульгиным случился припадок. Эпилепсия.
Появился комбат, он приблизился к березе, под которой стоял лейтенант Захаров, под которой начала оживать повинная во всем моя несуразная душа.
– Доложи командиру роты, что ты находишься в моем распоряжении, – сказал комбат, сказал так, что я совсем оживел, воспрял духом.
Мне нравилось быть в чьем-то распоряжении и отвечать только за самого себя, к тому же предвиделось что-то такое, что не могло не льстить моему уязвленному самолюбию: наконец-то представился случай достойно искупить свою вину.
Младший лейтенант Заруцкий уже знал, что я нахожусь в распоряжении комбата, он даже пожал мне руку и вышел из блиндажа, когда я покидал позиции своей роты, когда ступил на тропинку, что вела к штабу батальона. Глянул на сапоги, они нуждались в чистке, и я пожалел, что не обзавелся сапожной щеткой, оказывается, ее щетина могла пригодиться и на фронте. Но, как всегда в таких случаях, на помощь приходит обыкновенная водица, и я стал поглядывать по сторонам, надеясь найти какую-нибудь колдобину, канаву с опрокинутым в нее невысоким небом. Колдобины, канавы я не нашел, но набрел на большую, как колокол, воронку, в ней-то я и освежил свои окопные «скороходы», в полный рост, как в большом зеркале, увидел самого себя. Пришлось еще раз одернуть гимнастерку, туже подтянуть ремень и, сняв каску, обеими пятернями проборонить длинно отросшие «командирские» волосы, которыми я дорожил, пожалуй, больше, чем своей головой. И все-таки я долго не решался приблизиться к штабу батальона, все прихорашивался (так говорила моя мать), а когда приблизился, сразу же предстал перед новым комбатом, доложился.
– Бегом к машине! – услышал я твердо сказанные, непререкаемо волевые слова.
Под неохотно расстающимся со своей листвой старым коряжистым дубом стоял зелено окрашенный отечественный грузовик, в его кузове я увидел лейтенанта Захарова, рядом с ним сидели два бойца, одного из них я часто видел еще под Саратовом возле капитана Банюка.
Я незамедлительно вскочил в кузов и только тогда, когда грузовик вовсю мотался по лесной ухабистой дороге, то ли самого себя, то ли сидящего напротив Захарова спросил:
– Куда мы едем?
– Глушить фрицев, – последовал далекий от какой-либо шутки, вполне серьезный ответ.
Я знал, что глушить фрицев на грузовиках не ездят, да и едем-то мы совсем не туда, едем в тыл, к штабу бригады, откуда не так-то легко накрыть этих фрицев даже дальнобойной артиллерией.
Не знал я, что, прежде чем побыть на другой стороне Дона, нам нужно было освоиться с берегами неведомого мне лесного озера.
Двое
