палец младшего лейтенанта уткнулся в цифру 112.8, – если противник окажет сопротивление, закрепиться на высоте, окопаться. Задача ясна?
Задача-то ясна, но ни я, ни мои бойцы, никто из нас не прикасался к котелкам, целые сутки мы не видели горячей пищи. Пришлось спросить, что сталось с нашей кухней?
– Отстала. В наступлении все кухни отстают, поэтому и выдается сухой паек. Сухой паек вы получили?
– Получили.
– На сколько суток?
Я не знал, на сколько суток выдавалась буханка хлеба (на одного человека), пачка пшенного концентрата (тоже на одного человека), две банки мясных консервов (на двенадцать человек).
– Сухой паек выдан на двое суток, – младший лейтенант свернул планшет, приподнялся и, кругля черные глаза, уже совсем другим тоном отчеканил: – Отправляйся во взвод, выполняй приказание.
18
Есть в Воронежской области село Кочетовка, неприметное степное сельцо, открытое всем ветрам, без каких-либо скрытных подходов, без балочек, без буераков. Перед этим-то сельцом на высоте 112.8 мы и остановились, застопорились и – на продолжительное время: дней на пять, на шесть. Успел повзрослеть, стать более заметным молодой месяц, он уже не скупился на свет, светил от закатной зари до полуночи, сочувствовал нам, смотрел, как мы окапывались, окапывались сначала в снегу, потом стали вгрызаться в землю. Вгрызались, кирками и ломами вдалбливались в убитый морозами чугунно-неподатливый грунт.
Трудно держать лом или кирку в варежках, в меховых рукавицах, тут нужны голицы, но голиц у нас не было, и нередко брались за тот же лом, за ту же кирку голыми руками. Я, как командир взвода, мог бы стоять в стороне и давать соответствующие указания, но попробуй постой хотя бы одну минуту так, без дела, на ветру, на пронзающем до костей, нестерпимо жгучем морозе… Спрятаться в свою снежную конуру, прикрыться плащ-палаткой и по-собачьи стучать зубами я не мог, а раз так, я тоже прикипел к лому, к его до блеска высветленному, выскальзывающему из рук железу. А чтоб железо не выскальзывало, я поплевал на сложенные ковшом ладони, поплевал и, как ужаленный, чуть не вскрикнул – на высветленном железе осталась кожа от моих еще не ослепших от набитых мозолей, не очень-то хватких рук.
– Товарищ лейтенант, замполит ходит, – предупредил меня всегда предусмотрительный, чуткий на всякое начальство младший сержант Адаркин.
Я опустил лом и направился в сторону тяжело плывущего в лунном свете старшего лейтенанта Гудуадзе.
– А я тебя ищу… А я-то думал, ты совсем сгиб, – Гудуадзе, как комлистое дерево, прикрыл мою душу от порывистого, заползающего за спину бездомно скулящего ветра, и все же я слышал, как стынет разогретая, как будто льдом обложенная спина. Но я храбрился, я даже пытался улыбнуться, правда, неудачно, улыбка сразу же улетучилась, оставив тупую ломоту в приплясывающих зубах. А когда я попытался сказать, что я не сгиб, зубы мои так расплясались, что я невольно стал подтанцовывать им тепло обутыми ногами.
– А
