style="font-size:15px;"> «Военный по призванию, а не строг, не сух, не безразличен к чужому горю, что большая редкость в наше время. Опекает меня без корысти – не спешит затащить в постель. Неужели влюбился? Странно быть вздыхателем в его годы, положении, впрочем, как поется в одной арии, любви все возрасты покорны… Как личную трагедию воспринимает смерти однополчан, уход эскадры в Тунис. Честен, заботлив, предвосхищает мои желания, даже капризы. Хорошо воспитан – именно такого спутника жизни мечтала заиметь, но один оказался сущим подонком, ловеласом, второй погиб, третий пропал. Неужели наконец-то встретился тот, кто станет всех дороже, с кем вновь почувствую себя слабой женщиной, нуждающейся в подспорье, ласке? Отчего в боях не кланялся пулям, а ныне боится признаться в чувствах или говорить о любви? Частенько молчалив, задумчив, слишком серьезен, будто что-то гложет…»
Плевицкая обладала присущим умным женщинам чутьем, способностью видеть в людях тщательно скрываемое, но генерал продолжал оставаться загадкой.
«Если скрывает наличие детей или жены, поняла бы сразу. Одолевает нечто иное, не личное, более серьезное. Вряд ли долго сможет таиться – сердце потребует сочувствия, понимания, быть может, помощи. Неужели еще не завоевала полного доверия?»
Интуиция не обманула: Скоблин имел тайну, но доверить ее не мог – тайна не принадлежала генералу.
Весной 1921 года Плевицкая и Скоблин наконец-то простились с негостеприимным, не приспособленным для жизни, иссушенным горячими ветрами районом близ Дарданелл, перебрались в Константинополь. Сняли квартиру из двух комнат с кухонькой – Скоблин, не торгуясь, заплатил вперед за два месяца. Закупили впрок продукты, которые хранили в погребе хозяина дома. Надежда как умела готовила завтраки, ужины, обедали в ресторане. Плевицкая не задумывалась, откуда у генерала деньги, когда другие с таким же званием, пенсией вынуждены жить скромно. В квартире постаралась создать уют – окна занавесила шторами, приобрела посуду, хорошее постельное белье. Делала это с удовольствием, чего нельзя было сказать о работе на кухне.
Спали в разных комнатах. Плевицкая засыпала не сразу. Долго всматривалась в потолок, где гуляли причудливые огни от проезжающих машин, отсветы рекламы.
«Как долго мой генерал после ужина будет тактично уходить в свою комнату? Не первый месяц обитаем под одной крышей, а близкими не стали. За все, что сделал, готова одарить лаской, помочь забыться в моих объятиях… Буду ждать, когда пожелает близости…»
Она не ожидала услышать предложения руки и сердца, но раскладывая карты, пыталась по ним прочесть свою судьбу. Наблюдая за Скоблиным, слушая его, в каждой фразе искала подтекст, скрытый смысл и открывала в генерале новые привлекательные черты.
«Кажется, будто знакомы целую вечность, так хорошо понимаю его. Узнаю шаги на лестнице, расцветаю, стоит увидеть на пороге, мне нравится смотреть, как он ест, слушаю чуть ли не с открытым ртом, во всем соглашаюсь… Не представляю, как бы жила, не будь его рядом!..»
И Скоблин украдкой наблюдал за певицей. Генерал
