где изрядно помозолил глаза… Когда отвез Надю в отель, с полковником Трошкиным и капитаном Григулем посетил мадам Миллер, чтобы поблагодарить за участие в банкете корниловцев: генеральша, конечно, не забыла о визите… Стоит ли оправдываться? Посчитают, что виноват. Буду твердить, что был не последним, кто виделся с Миллером».
– Я встречался с господином Миллером не минувшим днем, а во вторник, в штабе, – мягко сказал Скоблин.
– Вы запамятовали, – не согласился Кедров. – Встреча была именно вчера, точнее, в 12.00 на перекрестке улиц Жасмен и Раффо.
– Откуда такая точность?
Кедров выдержал паузу, точно решал: сообщать источник информации или умолчать о нем? И решил не скрывать.
– О встрече с Евгением Карловичем в среду в полдень на названном пересечении улиц сообщил сам Миллер. Соизволил оставить записку, где указал куда, когда и с кем идет. Попросил вскрыть конверт в случае невозвращения, что и выполнили, к сожалению, слишком поздно.
– Что еще в записке?
– Что встречается с вами и идет на рандеву с господами из германского посольства.
Подобного Скоблин не ожидал, это был удар, и на него следовало ответить ударом.
– Записка написана Миллером? Может, фальшивка?
– Миллером, и оставлена адъютанту. Евгений Карлович имел подозрение, что заманивают в ловушку.
Кедров ждал новых вопросов, но Скоблин какое-то время не мог собраться с мыслями и с поспешностью обдумывал линию поведения.
«Надо наступать и ни в коем случае не отступать ни на шаг! Надо не оправдываться, а обвинять недругов в гнусной клевете, наговоре! Необходимо сохранить репутацию, тогда сохраню жизнь!.. Контролировать каждое произнесенное слово!..»
Пауза затягивалась.
– Считаете записку подлинной?
– Весь штаб и вы в том числе знакомы с почерком генерала.
– Но можно подделать любой почерк.
– Генерал писал в присутствии начальника канцелярии Кусонского.
– Отчего пришли ко мне, подняли с постели, а не информировали полицию?
– Решено не выносить сор из избы.
– Какая мне уготована роль – подозреваемого?
– Свидетеля, – поправил Кедров. – Вас никто ни в чем не обвиняет. По моему мнению, враги подставили вас, и только вы можете пролить свет на ситуацию.
Скоблин слушал и не слышал, смотрел на Кедрова и не видел его.
Полумрак в коридоре не позволил Кедрову увидеть, как побледнел Скоблин, как заострились черты его лица.
«Необходимо перестать паниковать, взять себя в руки! – приказал Николай Владимирович. – Складывается паршиво, от Миллера ждал многого, но не прыти с запиской. Это серьезная улика. Настаивать на чекистской провокации, на желании врагов опорочить меня, убрать с политической арены?..»
Несмотря на прерванный
