застрелит на месте… Даже если продастся, где укрыться от следствия, офицерского суда чести, приговора? В советском посольстве? Но у ворот задержит полицейский!»
– Идти надо немедленно? – поинтересовался Скоблин.
– Да.
– Необходимо одеться.
– Поторопитесь.
Николай Владимирович вернулся в спальню. Когда завязывал галстук, Надежда Васильевна что-то произнесла во сне, Скоблин замер:
«Не дай Бог проснется! Ей ни к чему волноваться, к тому же помочь ничем не сможет…»
Отступил в прихожую, и снял с вешалки легкое пальто: «Нынче тепло, но на пороге осень – неизвестно, под какими небесами окажусь в сезон дождей…»
– Я готов.
Скоблин первым вышел к лифту. Вызвал кабину и вместе с адмиралом поплыл на первый этаж, не догадываясь, что уже не вернется в отель, больше не увидит жену…
Штаб РОВС арендовал совсем не комфортабельную, аскетически убранную квартиру из пяти комнат в доме, принадлежащему внуку Павла Михайловича Третьякова.
Подходя к рю Колизе, Скоблин заметил во всех окнах второго этажа свет.
«Не спят, желают съесть с потрохами, – подумал генерал и с опозданием вспомнил, кто проживает на третьем этаже, и воспрял духом. – Счастье не отвернулось! Могли привести для допросов в иное место, а привели именно сюда! Всевышний смилостивился!»
Поднявшись по лестнице, Кедров распахнул перед Скоблиным дверь. В прихожей Николай Владимирович оставил пальто с шарфом, шляпой и проследовал в осиротевший после исчезновения хозяина кабинет, где вокруг стола переговаривались, курили начальники различных отделов, подразделений.
«Не спится шельмам, так вам и надо», – Скоблин не пожал, как делал всегда, руки штабистам, встал у шкафа. Чтобы обрести спокойствие, стал думать о Сергее Третьякове.
«Сделай так, Боже, чтобы Сергей был сейчас у себя, не находился в отъезде, не ночевал у очередной пассии!»
С Третьяковым генерала познакомили Шпигельглас и Ковальский, представили как многолетнего, весьма успешно действующего в центре Европы агента.
«Столкнетесь где-либо – не знакомы. Будет необходимость – обратитесь за помощью к Третьякову, – приказал Шпигельглас и строго добавил: – Лишь в самом крайнем случае».
Сейчас настал именно такой случай.
Как и многие эмигранты, Сергей Третьяков считал захват власти большевиками бунтом, который помешал ему (до семнадцатого года одному из богатейших фабрикантов-текстильщиков в Костромской губернии) стать министром труда и промышленности. При Керенском был председателем Всероссийского объединения фабрик льняного полотна, председателем Высшего экономического совещания. После Октябрьского переворота попал ненадолго в «Кресты», уехал на восток, к адмиралу Колчаку, в конце концов очутился в Европе, отнюдь не с пустыми карманами, успев закрыть
