не унималась я. – Ведь мы не знаем, в чем именно заключалось колдовство!
– Да кто ж теперь скажет-то! – вздохнула она. – Баба Зина-то давно уж сама отправилась в мир иной.
Ночью мне приснился кошмарный сон. Будто я вхожу в дом, а там на столе, как и положено, стоит гроб. Все так, как было на бабушкиных похоронах. Подхожу к гробу – а там лежит не бабушка. Мать! Голая. На левой груди – нет, не родинка, а дырка от огнестрельного ранения. «Что это? Она ведь пустила себе пулю в рот», – с трудом вспоминаю я во сне. Вдруг эта фиолетово-черная, с запекшейся кровью дырка начинает на глазах увеличиваться в размерах. Труп шевелится, и мать приподнимается из гроба. Идет ко мне… В ужасе я поворачиваюсь к ней спиной и бегу. Бегу, что есть силы. В лес. К соснам. Но с каждым шагом тропинка, ведущая в гущу, становится от меня все дальше и дальше. Я понимаю, что мне никак не добежать. Оглядываюсь. Мать, как чудовище, неустанно движется за мной. Дырка захватывает не только ее грудь, но и живот. Передо мной – кроваво спекшееся месиво, от которого отходят руки и ноги. И голова. С прекрасной золотой копной волос… «Что же ты убегаешь от собственной матери? – страшным и громким голосом Федора кричит она. – Посмотри на меня! Посмотри, как съедает меня эта распроклятая любовь!» Она… Нет, не она. Чудовище! Чудовище приближается ко мне. Мои ноги становятся как будто ватными. Откуда-то я знаю: как только мать прикоснется ко мне, эта бурая дыра завладеет и мной… «Анька! – со всех сил кричу я. – Анюточка! Спасай!»
– Эй, – трясет меня сестра. – Ты что это?
– Ты пришла? – плачу я. – А где она? Где мать?
– Какая мать? – шепчет она. – Ты в своем ли уме? Нет ее. Умерла она.
И только тут я понимаю, что это был сон. Я в своей кровати. Сквозь нашу старенькую тюлевую занавеску виден месяц. «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана», – ни с того ни с сего приходит на ум. А Анька прижимает меня к себе крепко-крепко.
– Успокойся, Дашенька, – вдруг все понимает она. – Это был только сон. Только сон. Я с тобой.
Но меня еще долго трясет. Я боюсь заснуть. Даже когда сестра уже давно посапывает рядом, я все пытаюсь прижаться к ней посильнее. Мне кажется, что чем ближе я к ней, тем сохранней.
На следующий день по дороге из школы я вполне равнодушным тоном решаю спросить Лену:
– А помнишь, ты говорила вчера про какое-то колдовство. Я, конечно, в это не верю, но все же…
– Конечно! – усмехнулась она.
– Просто любопытно, тебе баба Зина, случайно, не говорила, в чем заключалось то самое проклятие?
– Говорила когда-то, – замялась Ленка, – да я маленькая была… Так что ничегошеньки не запомнила. Знаешь, что-то там было про любовь да страдания.
– Ну что же, это немного. Даже в песнях поется, что любовь и страдания часто случаются вместе. Разве ты не слышала? Все проходят через несчастную любовь! Без исключений! Так что грош цена такому колдовству.
– Вот, еще вспомнила, –
