важен не только подвиг, но и то, во имя чего ты его совершаешь. Боги не должны умирать… Зачем же руководители человечества лишают людей веры? Лишают бессмертия души? То есть лишают самой души – психической энергии? И на что они направят эту психическую энергию, отнятую у других?»
Горелов оглянулся: за спиной у него была богато декорированная витрина – на золотой пирамиде медленно вращался огромный знак доллара, сверху, из рога изобилия сыпались виртуальные золотые монеты, парили мастерки «вольных каменщиков», открытый циркуль, серебряные перчатки с растопыренными пальцами. Бог возвращался на эту, временно оставленную им землю, а здесь уже сражались новые идолы, тесня старых!..
«Революция будет красной!», «Революция будет красной!» – скандировала небольшая – человек в тридцать – группа сторонников Левого фронта. Горелов узнал Удальцова – он прошел рядом с ним, энергично маша рукой, словно помогая себе кричать, жила на его аскетичном виске вздулась. Лидер протестных акций потускнел, стал суше и жёстче.
Постарела и команда левых – с тех пор, как Горелов не видел «фронтовиков», вот, даже полулысый мужик у них появился… Так это же… М.! Взгляды их встретились, и Горелов не успел надеть маску приличия на лицо.
Видимо, изумление так явно отпечаталось на его физиономии, что даже циника М. оно проняло – чиновник не стал прикидываться, будто не узнал Горелова, шагнул на тротуар из толпы и, как ни в чём не бывало, протянул ему руку:
– Привет! Ну, видишь, мы встретились, я же обещал.
Горелов промычал что-то невнятное.
– Пошли в Думу, попьём кофейку, погреемся. – М. вел себя как хозяин.
Горелов, внутренне потрясённый, безмолвно покорился.
Они свернули в арку, в Георгиевский переулок.
М. счел нужным объясниться:
– Чтобы понимать настрой общества, надо жить одной жизнью с народом – ездить с ним в метро, ходить на демонстрации. Тогда не нужны никакие социологи, опросы, расклад яснее ясного.
Они миновали думские кордоны (у Горелова ещё действовал пропуск со старой работы), оставили одежду в гардеробе, спустились в подвал, в нижний буфет. Здесь у столиков роился народ, пахло крепким кофе, тут и там слышался смех. «Жить одной жизнью с народом» – эта фраза М. застряла у Горелова в голове, и он никак не мог сдвинуть её с места, пропихнуть дальше.
– Присоединяйтесь! – радостно рявкнул над ухом знакомый голос.
Костя, криминальный репортёр из «Совершенно секретно», был всегда небрит и немножко пьян.
Горелов беспомощно оглянулся на М.: как быть? Тот и бровью не повёл, а Костя на условности этикета вообще не обращал внимания. Он тоже зашёл в Думу погреться («ну и денёк! ну и погодка, а?»), кипел негодованием – ходил в СИЗО по «Болотному делу», общался с арестантами.
«Наша власть, это же уроды, – репортёр фамильярно хлопал Горелова по плечу и заговорщицки подмигивал М., – нахватали каких-то
