Кроме любви твоей, мне нету солнца. Владимир Маяковский

      Скрипка издергалась, упрашивая,

      и вдруг разревелась

      так по-детски,

      что барабан не выдержал:

      «Хорошо, хорошо, хорошо!»

      А сам устал,

      не дослушал скрипкиной речи.

      шмыгнул на горящий Кузнецкий

      и ушел.

      Оркестр чужо смотрел, как

      выплакивалась скрипка

      без слов,

      без такта,

      и только где-то

      глупая тарелка

      вылязгивала:

      «Что это?»

      «Как это?»

      А когда геликон –

      меднорожий,

      потный,

      крикнул:

      «Дура,

      плакса,

      вытри!» –

      я встал,

      шатаясь полез через ноты,

      сгибающиеся под ужасом пюпитры,

      зачем-то крикнул:

      «Боже!»,

      Бросился на деревянную шею:

      «Знаете что, скрипка?

      Мы ужасно похожи:

      я вот тоже

      ору –

      а доказать ничего не умею!»

      Музыканты смеются:

      «Влип как!

      Пришел к деревянной невесте!

      Голова!»

      А мне – наплевать!

      Я – хороший.

      «Знаете что, скрипка?

      Давайте –

      будем жить вместе!

      А?»

      По морям, играя, носится

      с миноносцем миноносица.

      Льнет, как будто к меду осочка,

      к миноносцу миноносочка.

      И конца б не довелось ему,

      благодушью миноносьему

      Вдруг прожектор, вздев на нос очки,

      впился в спину миноносочки.

      Как взревет медноголосина:

      «Р-р-р-астакая миноносина!»

      Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится,

      а сбежала миноносица.

      Но ударить удалось ему

      по ребру по миноносьему.

      Плач и вой морями носится:

      овдовела миноносица.

      И чего это несносен нам

      мир в семействе миноносином?

      Нежно говорил ей –

      мы у реки

      шли камышами:

      «Слышите: шуршат камыши у Оки.

      Будто наполнена Ока мышами.

      А в небе, лучик сережкой вдев в ушко,