всех троих – как следует и о том, о чем нужно. А пока…
Пока он просто стоял и улыбался, слушая, как галдят мальчишки.
Бла-бла-бла на чудом работающем в побитой «Нокии» диктофоне оказалось трепом двух часовых-янки – о бабах. Но, что интересно – янки. Значит, морскую пехоту не отвели в тыл. К чему бы это?
Верещагин отложил диктофон и с удовлетворением посмотрел на карту, испещренную обозначениями. Был практически полностью разведан квартал между улицами Владимира Невского, Жукова, Лизюкова. И это сделали трое тринадцатилетних пацанов! Эх, Клим, Клим…
Жестокая, свирепая улыбка прорезала лицо надсотника. Институт искусств – а в нем штаб польско-хорватской бригады… Верещагин посмотрел на часы. Пашка на своем скутере уехал в штаб десять минут назад. Ну, погодите, братья-славяне, предатели хреновы – через полчасика на ваши головы ухнут 203-миллиметровые фугасы двух резервных «Пионов». Тогда вы – если уцелеете – поймете, каково тем несчастным рядовым, которых вы гоните на наши стволы во славу своих заморских хозяев. Надеюсь, вы не сдохнете сразу, а помучаетесь с оторванными руками-ногами…
– Кто? – поднял он голову, услышав шаги – слишком осторожные для дружинника. – Кто там?
– Я… можно?
Мальчишеский голос… Со света Верещагин не сразу различил лицо, но голос узнал сразу.
– Заходи, Дим, – сказал он, ногой выдвигая стул, на котором обычно сидел Пашка.
Но вошедший мальчишка покачал головой. Верещагину показалось, что он очень взволнован – и уж точно бледен.
– Что случилось? Что-то с мамой?!
– Нет… – вновь помотал головой мальчишка. – Я хотел… – он очень смутился, тяжело задышал. – Я хотел…
– Да не волнуйся ты так! – надсотник вдруг понял, что забеспокоился, и удивился тому, что еще может это – беспокоиться из-за одного человека. – Что случилось? Говори спокойно.
– Я прочитал книгу… – Димка выложил на стол растрепанный томик. – Вот…
– О-о-о… – лицо Верещагина вдруг стало таким, как будто он повстречал старого знакомого. Надсотник взял книгу, покачал ее на ладони. – «О вас, ребята!». Я ее очень любил. И издание было точно такое…
– Правда?! – обрадовался Димка. – Ну, тогда… – он опять сбился, раздраженно мотнул головой и решительно продолжил: – Я тут в одну комнату пролез, там стена рухнула… тут, в школе. Там разная пионерская атрибутика… – непринужденно употребил он это слово. – Ну, и книги… Вот я ее прочитал. Я читать люблю… И еще я нашел… – он полез под куртку-ветровку с надписью «Mongoos» и достал…
Надсотник ошалело моргнул, не веря своим глазам.
В руках у мальчишки был красный галстук – неожиданно яркий в свете керосинки.
– Это пионерский галстук, я теперь знаю… – сказал Димка. – Они там. В ящике в одном. Я… – он опять сбился. Надсотник молчал, держа руку на книге, лежащей на столе – как будто собирался в чем-то клясться на Библии. – Я хочу… – мальчишка выталкивал слова, как через узкое стеклянное горлышко – звенящие и редкие. – Я хочу, чтобы… чтобы я не просто
