акр земли с насаждением олив, апельсинов, мандаринов или лимонов. Оливы дешевле: цитрусовым нужна поливка. Едегодно получаете выручку от урожая. Ваше имя пожизненно заносится в регистр владельцев компании. Можно приобрести акции на десять процентов дешевле, восполняя разницу годовыми взносами. Бляйбтройштрассе, 34, Берлин, W. 15.
Не заманите. Но неплохо придумано.
Он смотрел на скот, расплывчатый в серебристом зное. Посеребрённые пылью оливковые деревья. Спокойные долгие дни: надзор над вызреванием. Оливки пакуют в банки, так кажется? У меня осталось малость от Эндрюса. А Молли их выплёвывает. Приелись. Апельсины в мягкой бумаге укладывают в корзины. Интересно, бедняга Цитрон всё ещё живёт на Св. Кевина? И Мастиански с его облупленной мандолиной. Приятные были у нас вечера. Молли в плетёном кресле Цитрона. Даже подержать приятно, восковопрохладный фрукт, ощутить в руке, поднести к ноздрям и вдохнуть аромат. Такой вот густой, сладкий, дикий аромат. Не меняется, год за годом. И всегда в цене, Мойзель мне говорил. Арбутус-Плейс: Плезентс-Стрит: старые добрые времена. Должны быть без малейшего изъяна, говорил он. Дальний путь: Испания, Гибралтар, Средиземноморье, Ливан. Ряды корзин у причала Яффы, один малый ведёт учет в книжечку, матросы таскают, все в белых замызганых штанах. Вон выходит, как, бишь, его? Здра… Не видит. Шапочные знакомства малость в тягость. Горбатый как тот капитан-норвежец. Интересно, встречу его сегодня? Поливальная повозка. Выдрочить дождя. На земле как и на небесах.
На солнце начало наползать облако: целиком, не спеша, наглухо. Серость. Даль.
Нет, там по-другому. Бесплодная земля, голая пустошь. Вулканическое озеро, мёртвое море: ни рыбы, ни водорослей, глубоко вдавлено в землю. Ни ветерка всколыхнуть эти волны, металлосерые, ядовито дымчастые воды. Ещё называли горючим камнем, изливался дождём: города на равнине: Содом, Гоморра, Эдом. Всё мёртвые имена. Мёртвое море на мёртвой земле, серой и старой. Это теперь старой. Породила древнейшее, первое племя. Сгорбленная карга перешла дорогу из переулка. Древнейший народ. Рассеялись по лику земли, из кабалы в кабалу, плодясь, умирая. Она до сих пор там. Уже не может рожать. Мертва: старушечья: серая ввалившаяся пизда мира.
Одиночество.
Серый ужас осушил его плоть. Сложив страничку в карман, он завернул в Эклес-Стрит, торопясь к дому. Холодные жиры проскальзывали в венах, леденя кровь: возраст заковывал в корку солей. Что это на меня нашло? Утренняя порция мерзких образов. Встал не с той ноги. Надо снова начать эти упражнения по Сэндоу. Отжиматься на руках. Дома пятнисто-коричневого кирпича. Восьмидесятый номер так и не сдан. С чего бы? Запрашивают всего двадцать восемь. Товерс, Батерсби, Ноз, МакАртур: окна приёмных обклеены вывесками. Пластыри на воспалившийся глаз. Ощутить запах тонкого дымка чая, парок над сковородой с шипящим маслом. Поближе к её пышной тёплой от постели плоти. Да, да.
Быстролетный тёплый свет солнца примчался от Беркли-Роуд, безудержный, в легких сандалиях, вдоль озаряющегося тротуара. Бежит, она бежит мне навстречу, девушка с развевающимися золотыми волосами.
Два письма
