становилось у озера не просто так. Многим, как и Агрхвалу, диво как нравились его окрестности. Здешний лес пестрел грибами и ягодами, с кедров дождем сыпались жирные шишки, а дичи хватило бы на несколько лет охоты. И вождь Племени, мудрый Кхта-лу, рассудил, что Племя задержится у горного озера по крайней мере до первых заморозков.
Он отложил весло, растер озябшие ладони и потуже затянул пояс.
– Холодает, однако.
Становище обосновалось в некотором отдалении от берега, и если присмотреться, то сквозь деревья были видны огни костров, на которых сейчас жарили кабанину.
– Тепло им… – пробормотал Агрхвал, вздохнул и снова взялся за весло.
Агрхвал больше любил рыбу и выбрался на озеро, чтобы опробовать одну задумку, способную помочь ему в ночной ловле.
Метрах в тридцати от берега он отложил весло и огляделся.
– Кажется, приплыл.
Здесь было много донных ям, облюбованных горными сомами. По крайней мере, несколько дней назад он поймал одного именно в этом месте, что давало основания так полагать.
Один крючок слабоват для такой рыбы, поэтому пришлось связать четыре. Наживка – обожженные и наполовину стухшие птенцы сойки.
– Ничего, – бубнил Агрхвал, стараясь не дышать носом. – Зато наверняка клюнет.
Он забросил наживку и неторопливо размотал скрученную из жил лесу. Потом достал свою придумку – небольшую плоскую колотушку, которой стал ритмично шлепать по воде. После каждого третьего шлепка Агрхвал делал паузу и дергал за привязанную к борту лесу, дразня рыбину.
Неожиданно лунный свет погас. Агрхвал поднял голову к небу, полагая, что налетела внезапная туча, и оцепенел от ужаса. Вместо тучи он увидел громадный пузырь, медленно оседающий в озеро. Полупрозрачный, отливающий синевой, – это он затмил луну.
О борт лодки ударила волна, разбившая оцепенение Агрхвала.
Трясущимися руками он схватил весло и погреб к берегу, но в тот же момент рыба заглотила наживку и потянула его лодку в обратную сторону. Рыбина попалась здоровая и злополучный Агрхвал, как бы сильно не налегал на весло, только приближался к предмету с небес. Изо рта, вместе с дыханием, стал вырываться хриплый рык, точно у зверя под ножом охотника.
– Нож! – Агрхвал бросил весло, выхватил висевший у пояса нож и перерезал звонко лопнувшую лесу.
Наперекор страху он оглянулся.
Огромный, как скала, пузырь был светел и недвижим. Он наполовину погрузился в озеро, вздыбившись округлой, неподвижной волной. Чем дольше смотрел Агрхвал, тем отчетливей видел движение внутри пузыря. Но то были не люди. Высокие и статные боги, вот кто спустился к ним на землю. Агрхвал стиснул зубы и изо всех сил погреб к берегу. Мгновениями казалось, будто сквозь плеск воды слышится чужеродный оклик, от которого сердце мучительно сжималось.
Вскоре он добрался до берега, прыгнул в воду, несколько раз поскользнулся на глинистом скате, выбрался, пустив в ход ногти, и, наконец, укрылся в сени деревьев. Только теперь он оглянулся еще раз. Пузырь прорвался ярким отверстием, в чьей глубине различались темные силуэты.
– Они идут! Боги спустились к нам! – заголосил Агрхвал и бросился к становищу, с треском прокладывая новую тропу сквозь бурелом.
Грязный, с всклокоченной бородой и выпученными глазами, он одним своим видом всполошил сородичей. Путаные мычания Агрхвала обеспокоили их еще сильней. Мужчины, наскоро посовещавшись, схватили топоры и устремились к озеру. Но когда они вышли на берег, то озеро оказалось пустым. Лишь крупные волны с мятежным шепотом тревожили его гладь.
Act l
Звук поединка третировал лес: на залитой солнцем поляне метались вскрики, хруст щебня, стон рассекаемого воздуха и звон. Именно холодный звон разрушил утреннюю тренировку и созвал на поляну доларгов. Эти двое сходились в поединке редко.
Взмах запала. Еще и еще один. Атака безупречно парируется и возвращается серией коротких выпадов. Звон, блеск солнца, и противники замирают друг перед другом. Длинные сабельноострые кромки запалов скалятся и ждут. Короткий выкрик, рубящий удар; шаг в сторону, широкая дуга с разворота над головой, звон!.. И вновь плотоядные оскалы клинков.
Ни друзья, ни враги. Просто разные. Один – высокомерный и заносчивый, другой – замкнутый и молчаливый. Взрывоопасная раздражительность и тихая усмешка. Пламя и лед.
Обычно, наблюдая за сражением, доларги не стеснялись комментировать. Но теперь окружение молчало. Настроение каждого свидетеля дуэли грубело. Внутри просыпалось ощущение безысходности, осознание заточения внутри строгой реальности. Эти поединки больше всего напоминали доларгам, кто они есть и кем они будут.
Искореженные
