капитан регбийной команды, впоследствии лучший регбист университета, староста класса, великодушный к младшим, суровый гонитель несправедливости, голубая кровь или, как говорят американцы, настоящая «белая кость», но в то же время скромный, сэр Генри Куртис[28] в молодости. Сегодня мы бы сказали, что он просто копия актера Энтони Эндрюса. Светловолосый, с резкими чертами лица и подбородком, словно вырезанным острым ножом из тикового дерева, пронзительными синими глазами и полными, а не тонкими, как можно было ожидать, губами. Кроме того, бросалось в глаза его сходство с Иден. Внешне они больше походили на близнецов, чем мой отец и Вера, – в свои тринадцать Фрэнсис уже перерос Иден.
Мы сели за стол, накрытый для чая, и Вера тут же принялась расхваливать большой круглый пирог, посыпанный сверху чьей-то недельной нормой сахара. Иден хихикала. Она стала на год старше, но выглядела не такой взрослой, менее неприступной. Я также увидела, что других людей могут допускать внутрь магического круга, заключавшего только их двоих, ее и Веру. Хотя, нет – тут я ошибаюсь. Теперь образовались две пары – Иден и Фрэнсис, Иден и Вера, – но ни в коем случае не трио. Об обращении Фрэнсиса с матерью я расскажу позже, хотя с самого начала, в эти первые часы, оно шокировало и заинтриговало меня. Поведение Фрэнсиса и Иден казалось мне странным. Они ставили меня в тупик и в каком-то смысле пугали. Я не понимала причины – была слишком мала. Взгляды, которыми они обменивались, хихиканье Иден в ответ на его слова, перешептывание, вызывавшее упреки Веры, причем адресованные только сыну, а не сестре, и явное удовольствие, которое они получали от общения друг с другом, пока Иден не взяла себя в руки и вновь не переметнулась на сторону Веры – все это было выше моего понимания. И угрожало мне (как скажут психотерапевты), той части меня, которая жаждала – желание это не исчезло до сих пор – стать для них своей. Казалось, передо мной образец взрослого поведения, до которого мне никогда не возвыситься, я была в этом уверена. Прошло много лет, прежде чем мне удалось проанализировать и разрешить эту загадку. Они вели себя, как тайные любовники.
Но в тот вечер я словно плыла в открытом море, дрейфовала в лодке, без всякой карты по глубоким водам семьи Лонгли. Темой разговора за чаем была новая работа Иден, но, поскольку все предполагали, что я знаю то, о чем понятия не имела – что это за работа, как Иден на нее устроилась, как зовут работодателя, когда она вышла на работу и так далее, – я не могла принять в нем участия. Поэтому я решила слушать и запоминать все, что смогу. Теперь, бросив школу, Иден красилась еще сильнее: жидкий тональный крем, один из тех, которые только появлялись в магазинах – или под прилавком, так что приходилось их выпрашивать или стоять за ними в очереди, – а также яркий коричневый карандаш на выщипанных бровях и вызывающие синие полоски теней на веках. Прическа представляла собой сложную конструкцию, в которой торчали металлические зажимы, что в 1940 году считалось шикарным.
Больше всего меня волновал
Персонаж романа Г. Р. Хаггарда «Копи царя Соломона».
