style="font-size:15px;"> Смех парня заставил поднять голову.
– Желаю хорошо провести время, – он отсалютовал девушке тростью и повернулся к машине.
Мэй, конечно, хорошо знал русский мат, но сейчас он услышал много новых и очень интересных вариаций. Несколько секунд помедлив и улыбаясь уголками губ, он сел в Майбах. Даже сквозь закрытые окна он слышал всю красоту русского мата, а в окно видел наконец вставшую с колен девушку, перепачканную грязью.
Еще долго Мэй ощущал легкую улыбку на своих губах.
Лис перестала материться, только когда последняя из машин корейцев исчезла из поля зрения. Он просто взбесил ее. Теперь она понимала, что он издевался над ней, да еще и спровоцировал, зная, что она упадет. Теперь она точно ненавидела его и всех корейцев вместе взятых. Только вот весь это разговор ей дался с трудом. Почему-то она робела в его присутствии и вообще ощущала постоянный озноб, как будто он промораживал ее своим взглядом.
Около нее затормозила газель – та самая, которую она обогнала, считая ее водителя мудаком. Вышедший из машины парень предложил вытащить Мазерати. Лис кивнула, решив, что, наверное, не все водители газелей – мудаки.
Когда Локи открыл дверь, он потерял дар речи при виде грязной и мокрой Лис.
– Что-то случилось? – он пропустил девушку в квартиру.
– Да корейцы достали!
Лис сразу пошла в ванную, понимая что лучше она там все перепачкает. Хотелось как можно скорее все это с себя снять и забраться под душ.
Вымывшись и переодевшись в свою пижаму со смешным Микки-Маусом, она пила с Локи чай на кухне и рассказывала о корейцах, которых она опять встретила, и о Тае. Правда о Тае она особо не говорила, просто сказала, что сестра уехала и теперь ее нужно ждать. Локи знал, как Лис любит сестру, и понимал, что ей будет очень трудно пережить эту разлуку.
Глава 3—1
Июль (клевер)
В июле обычно наступает пора цветения клевера, и дикие горные кабаны любят кувыркаться на поле красного клевера.
10+5 очков
Тая не знала, сколько времени провела в этом подвале. Тусклая лампочка над головой, высоко под потолком – небольшое узкое окно с решеткой. Только по свету из этого окна она определяла, день сейчас или ночь. Железная дверь, голые отштукатуренные стены, матрас, брошенный прямо на пол, и ведро, в которое она, превозмогая стыд, справляла естественные нужды.
Ее выводили отсюда только мыться. В комнате, где она мылась, стояли пузырек с гелем и шампунь. Расческу ей выдавали лишь в душе, а потом забирали. Зубная щетка, полотенце – вот и все, что у нее было.
Ее кормили насильно. Тая не хотела есть, но сносить удары не могла. Она вообще очень плохо переносила боль. Поэтому ела все то, что ей давали.
То, что с ней делали потом, она уже не воспринимала. Тая абстрагировалась от действительности, зная, что ее тело использовали
