есть, а чо?
– У вас с ним серьезно?
Она слушала отца и понимала, что он клонит к чему-то явно недоброму.
– Любофф у нас, большая, чистая, светлая…
– Василис, ну зачем ты опять так? А ты не беременна часом?
Лис чуть жвачкой не подавилась и, чтобы не рисковать, вынула ее из-за рта, прикрепив к поверхности стола. Отец промолчал на это действие, и это тоже было странно.
– Презиками пользуемся. А что, ты внуков хочешь? – и все же Лис не выдержала. Она откинулась на диван, закинув ноги в смешных плюшевых тапочках ядовито-зеленого цвета на журнальный столик.
– Вот в кои веки хотел с тобой по-хорошему поговорить. Но, видно, Глеб прав. Упустил я твое воспитание, значит, и решение касательно тебя принял верное.
– А Глеб у нас в семье всегда прав. Он вот Таю в психушку хочет отправить – тоже скажешь, что он прав?
– Ноги со стола убери! – не выдержал Самойлов. Дождавшись, когда дочь уберет ноги со стола, и немного успокоившись, он продолжил: – Жаль, что наш с тобой разговор не клеится. Перейду тогда к его сути. Я хочу, чтобы ты вышла замуж, – видя расширившиеся глаза дочери, Петр Сергеевич пояснил: – Сразу уточню, так как хочу быть честен перед тобой, – это формальный брак. Он мой партнер по бизнесу. Мне нужно, чтобы ты стала его женой. Такова наша договоренность. Потом, когда будет возможно, разведешься.
Лис сначала хотела накричать на отца, потом расспросить его, затем возразить. Но в результате просто сидела и молчала. Она, конечно, все могла предположить, но такое… И от кого? От родного отца. Хоть они с сестрой и смеялись, что он выдаст их за нужных ему людей, но все же они шутили и никак не могли предположить, что шутка обернется реальностью.
– Па, ты шутишь? – еще не веря в услышанное, спросила Лис.
Он видел глаза дочери. Она ведь действительно еще ребенок. Но уже ничего не изменить, а значит, нужно завершить этот тяжелый разговор как можно скорее.
– Нет, дочь, я не шучу. Ты должна осознать всю серьезность того, что я сейчас говорю. У тебя нет выбора. Ты подчинишься и пойдешь на этот брак или… – у Лис под лопаткой кольнуло. Она боялась услышать то, что скажет сейчас отец, – или Тая окажется в психушке до конца своих дней.
Мир Лис рухнул. В один миг она поняла, что этот человек, который сидит напротив нее за массивным письменным столом заваленном бумагами, – не ее отец. Ее отец был добрым, хорошим. Он любил ее, и она любила его. Больше у нее нет отца. Тот, кто это произнес, не может быть тем, кого она любила, кто был ее семьей. Теперь Лис одна.
Нет, не одна. У нее есть Тая, и она не позволит этому человеку загубить жизнь сестры, закрыв ее в клинике. Значит, она выйдет замуж, выполнит условие, при котором Тая будет свободна.
– Ты обещаешь, что не сдашь Таю в дурдом? – мертвым голосом спросила Лис.
– Да, я сдержу свое слово, если ты сдержишь свое.
