солнце печет.Речка на взгорке – как шрам
Через страны плечо.
Люди встают, едят.
Молча на службу идут.
Ни на кого не глядят.
Песен простых не поют.
Да и сама страна
Смотрит на мир с тоской,
Словно совсем больна,
Словно пора на покой.
«И по заезженному следу…»
И по заезженному следу,
До самых сокровенных дней,
Нет, никуда я не уеду
От милой Родины моей.
Своих детей я не отправлю
В края чужие, все стерплю.
Я и униженную – славлю,
Я и забитую – люблю.
«Что ж, и в Твои времена…»
…Что ж, и в Твои времена
Были скоромны блюда.
Все подливал вина
В полную чашу Иуда.
Ты полегоньку пил,
В мыслях смятенных блуждая,
И за Иудой следил,
Тихо его обнимая.
Чашу приподнимал —
Тяжкой была посуда.
Все Ты дальнейшее знал.
Видимо, знал и Иуда.
Но был не в силах прогнать
И оттолкнуть его плечи.
…Лучше б, конечно, не знать,
Было б, наверное, легче.
Кукушка
Бесстыдница, все-таки рада
Подсматривать из-за ветвей,
Как милые кровные чада
Живут у чужих матерей:
«Смотрите, какие большие!
Кукуют, умеют летать,
И смотрят на гнезда чужие,
Тут ясно, кту родная мать!»
«Они пришли, враги…»
Они пришли, враги,
Ко мне просить прощенья…
На скатерть пироги
Поставил, угощенья.
«Ну, наломали дров, —
Хохочут, – ох, немало!»
…Теперь вот нет врагов,
Но и друзей не стало.
«Над озерами – леса…»
Над озерами – леса.
Над лесами – горы.
Выше – млечная коса,
Звездные просторы.
Выйду из дому. Роса
Катится по крыше,
Отражая небеса
Да и все, что выше.
Возвращение
В тишине напрягаю в смятении слух,
Как забредший в чужое кочевье.
Но любовью уже не насытится дух,
И она предстает как мученье.
И грубеет душа, продлевается тишь
В нашем доме, над нашей подушкой;
Лишь агукает сын, несмышленый малыш,
С бессловесной капризной игрушкой.
«Дождь затих. В дыханье луга…»
Дождь затих. В дыханье луга
Слышу чистый голос твой.
Ты о чем поешь, пичуга,
Над моею головой?
Ни тебе, ни мне не надо
Глупых радостей. Чему ж
Ты восторженно так рада?
Свету теплому от луж?
Или, вволю налетавшись, —
Наступившей тишине?
Иль,
