ё толком и не жил. Семейные заботы, хлопоты о благополучии детей, поиски правды-матки в моей печальной России как-то незаметно состарили меня, что и в зеркало глянуть не хочется. Тело дряхлеет, всё лицо в морщинах, но душа-то – молода! И год от года, день ото дня становится моложе и моложе… Вот она и заставляет меня просыпаться ранним-ранним летним утречком и ехать за грибами в пойму, зимой же – на льдом покрытое Волгоградское водохранилище за судаком. И дело тут совсем не в грибах и рыбе, их количестве. Душа моя не может жить без природы. Только наедине с ней она свободна, радуется листочку и ветру со снегом, она растворяется в природе, иногда даже кажется, что ещё чуть-чуть – и она полетит. Высоко-высоко. Легко-легко. И тогда я вздрагиваю и мгновенно вспоминаю, что стою на земле, что я – всего лишь смертный, грешный человек, и шепчу в испуге: «Господи, помилуй меня! У меня ещё много мирских дел». В повседневности главное для меня – семья! Жена, дети, внуки… Вот и кручусь как белка в колесе и нахожу в этом превеликое счастье. Ну что ж, случается и так, что меня не понимают, это, конечно, печалит. Не более того. Но полёты души пока ещё продолжаются. Поэтому-то и пишу стихи… Приходит озарение – и они сами льются на бумагу. Если же вымучиваю – это при чтении сразу же видно. Надеюсь, что первых больше, но это решать уже тебе, дорогой мой читатель. …Эти две книги («И радости, и печали», «Счастью равная даль») я благодарно посвящаю своим литературным наставникам, поэтам: Николаю Константиновичу Старшинову и Валентину Митрофановичу Сидорову. К сожалению, их нет уже в живых. Но для меня они – живы! Они всегда в моей душе, с ними я разговариваю, советуюсь, читаю им новые стихи, гляжу им в глаза и жду, жду, жду, что же они скажут…
Лебяжная поляна
«Пока живу, люблю и помню…»
Пока живу, люблю и помню,
Как детство милое моё,
Волго-Ахтубинскую пойму,
Природу дивную её.
Здесь, на Лебяжке, отдыхаю.
У речки Ахтубы стою.
О детстве солнечном вздыхаю.
И славу старости пою!
«Проснулся вдруг в полночной тьме…»
Проснулся вдруг в полночной тьме —
Тоска сжимает сердце мне.
В тьме непроглядной слышу я,
Что плачет матушка моя.
Я знаю, мама умерла,
Но вот она, светлым-светла,
Стоит, опёршись на косяк:
«Ну, как вы тут живёте, как!?»
И – затуманилась во тьме,
И не пришлось ответить мне.
«Сидеть на берегу реки…»
Сидеть на берегу реки
И вдаль глядеть из-под руки
На облака, на солнце, воду
На божий мир, его свободу.
Какое счастье: просто жить!
С водой-волшебницей дружить
И улыбаться в ней себе,
Но более всего – судьбе.
И воду пригоршней ласкать,
И между пальцев отпускать
В неторопливые потоки,
Омыв ладони, лоб и щёки.
И видеть: в небе облака
Крылом махают мне слегка
И вдаль плывут неспешной птицей,
Чтоб там с рекой соединиться.
«С милой по лесу идём…»
С милой по лесу идём,
Ягоду в лукошко рвём.
Выбираем покрупней –
В ножки кланяемся ей.
Красовалась у дорожки –
Смотрит нам в глаза с ладошки.
Полежит на ней немножко,
И с ладошки – прыг в лукошко!
Глядь, а там её подружек –
Три стакана, восемь кружек.
Словом, целая семья…
– Кто спелее всех?
– Я!
– Я!
«Здравствуй, речка…»
Здравствуй, речка!
В этот час
Отвести не в силах глаз
От волны твоей покатой,
Светлой радостью богатой.
Ты куда себя несёшь,
Ты о чём, река, поёшь?
Знаю, знаю, не серчай —
Деток ветреных встречай!
Что, отбились от руки,
Загулялись ручейки?! —
И широк, и чуть поуже,
Все спешат к тебе на ужин.
Все спешат к исходу дня
Быть под боком у тебя!
