взглянули с укором.
– Ты совсем юн, – добавляет она, – но я различаю в тебе дух прошлого. Кто ты такой?
– Я Белловез, сын Сакровеза и племянник Верховного короля Амбигата.
Мне показалось, что старуха слегка вздрогнула. И не защитный ли жест сделала она едва уловимым мановением левой кисти? Но она тут же взяла себя в руки, закуталась в свои накидки и смерила меня надменным взглядом.
– А я, – добавила она, – ты знаешь, кто я такая?
– Ты Саксена.
– А кто такая Саксена?
– Ты галлицена, с которой Альбиос совещался в прошлом году.
– И что ещё?
– Я не ведаю. Альбиос назвал мне только твоё имя, а Сумариос предостерёг от непредвиденной опасности.
Выцветшее лицо колдуньи окрасилось снисходительностью.
– Бедный малый, – выдохнула она. – У тебя, должно быть, довольно могущественные враги, а сам ты слишком простодушен, чтобы их распознать. Кто прислал тебя сюда?
– Великий друид Комрунос.
– Как чутко с его стороны, – иронично заметила она. – Как погляжу, Комрунос по своему обыкновению поручает другим заботу вычищать рыжих бестий[46]. На какой предлог он сослался, чтобы отправить тебя ко мне?
Я не сдержался:
– Это не предлог! Меня убили на поле битвы, но смерть отказалась от меня! Я стал запретом! Великий друид решил, что лишь мудрость галлицен способна освободить меня от этого злого заклятия и возвратить обратно в царство живых!
Лицо Саксены, более чем когда-либо, искрилось насмешкой, оттенённой разве что чуточкой жалости.
– Осознаёшь ли ты, что Комрунос, отправив тебя сюда, заставил пройти у смерти перед самым носом? – бросила она равнодушно.
– Мне все уши об этом прожужжали. Но мне также поведали, что остров под запретом только для взрослых людей. А ведь ни родитель, ни знатный господин ещё не стриг моих волос.
Лёгкое оживление, казалось, пробежало по лицам всех галлицен.
– Только посмотрите! – ухмыльнулась Саксена. – Щенок желает посостязаться в остроумии! Это Альбиос тебя научил?
Я хотел бы посостязаться скорее не в остроумии, а в язвительности, выпалить в лицо этой ужасной старухи, что я слишком бестолковый, чтобы самостоятельно такое выдумать, и что я предпочёл бы прийти с вызовом на устах и оружием в руках, чтобы с ней сразиться. Но очи Саксены пронзали меня слепой суровостью идола, и я почувствовал в этом взгляде призрак другого создания, которое подстерегало меня за этими, облечёнными плотью, глазами. К горлу подкатил ком, и я ничего не мог поделать против этой властной натуры, кроме как поверженно опустить нос, словно ребёнок, которого застали за проказами. Я едва успел заметить, что копья Сумариоса больше не колют меня в спину. Кассибодуя и Мемантуза их опустили и теперь небрежно на них опирались.
– То,
Речь идёт о детёнышах кабана.
