вечер, жаркий и душный, переходил в ночь. Из других залов мечети доносились шаги: верующие расходились по домам, к своим семьям. Но я не мог уйти. Мысль моя лихорадочно работала, каждая клеточка, каждый нерв моего существа, казалось, боролись с собой. Уткнувшись лбом в пыльный ковер, слыша в висках оглушительное биение сердца, снова и снова шептал я одни и те же слова, пытаясь постичь их смысл.
Слова эти не были для меня новыми. С тех пор, как узнал собственное имя, я выучился произносить эту арабскую фразу изо дня в день – сто тридцать два раза в день, если быть точным. Это саджда, одна из обрядовых молитв: в ней мусульманин склоняется перед Аллахом и прославляет Его величие. Прежде произносить эти слова было легко и просто – но сегодня все изменилось. Губы повторяли привычный ритуал, но разум мой подвергал сомнению все, что я знал о Боге.
Субхана Рабби аль-А’ля.
Да славится Господь, Высочайший.
Да славится Господь… Но кто мой Господь? Кто Ты, Господи? Ты ли – Аллах, Бог моих отцов, дедов и прадедов? Ты ли – Бог, которому всегда поклонялся и я сам? Бог, которому поклоняется моя семья? Ты ли – тот, кто послал Мухаммада последним вестником к человечеству и дал нам в научение Коран? Ты ли Аллах, Бог ислама – или не Ты? Что, если Ты…
Я остановился, борясь с богохульством, готовым сорваться с губ. Но что, если это богохульство – истина?
Что, если Ты – Иисус?
Сердце мое, как и разум, замерло в ужасе. Эти слова угрожали мне адом.
О Аллах, никогда я не назову человека равным Тебе! Прошу, прости и смилуйся надо мной, если я это сказал, ибо совсем не это я имел в виду. Никто из людей Тебе не равен. Ты бесконечно выше всего творения. Все склоняется перед Тобой, Аллах, субханаху ва Тааля[1].
Нет: я хочу сказать, что Ты, о Аллах, всемогущ. Разумеется, Ты можешь войти и в свое творение, если пожелаешь. Скажи, входил ли Ты уже в наш мир? Становился ли человеком? Быть может, этим человеком был Иисус?
О Аллах, скажи, можно ли верить Библии?
Ум мой боролся с этими мыслями – а губы, словно в параллельной реальности, продолжали механически шептать саджда. Чтобы завершить молитву, следовало еще дважды повторить эту арабскую фразу:
Субхана Рабби аль-А’ля.
Да славится Господь, Высочайший.
Но как возможно, чтобы Аллах, высочайшее существо, вошел в наш мир? Как помыслить о таком? Мир наш полон грязи и греха: в нем нет места для Того, кто заслуживает всяческой славы и хвалы. И можно ли вообразить себе, что Бог, великий, блистающий Творец, вошел в мир через родовые пути женщины? Аудху биллях[2] – даже подумать о таком мерзко! Бог нуждался в пище, Бог уставал, проливал пот и кровь, а в конце концов был пригвожден к кресту! Нет, этому нельзя поверить. Бог заслуживает бесконечно большего. Его величие такого не допустит!
Но что, если величие Бога для Него Самого не так важно, как Его дети?
Субхана Рабби-аль-А’ля.
Эта формула,
Обычная мусульманская формула, означающая: «Ищу прибежища в Аллахе». Произносится после того, как было сказано нечто богохульное или отвратительное.
