улыбнулся:
– Это совершенно не имеет никакой важности. Я вижу, что александрит превосходен и чист, а что касается его… гм-м… родословной, то до неё мне дела нет совсем.
– То есть, как – «дела нет»? И ещё, вы хотите сказать, что вот так, запросто – при подобном освещении и без этих ваших – я защёлкал пальцами, – луп, микроскопов… Вот так, сразу определили чистоту камня?!
– Лупы дрянь. Зорко одно лишь сердце. Вы же не будете спорить с этой максимой? Спорной, но сегодня верной весьма.
– Впервые её слышу, – сухо ответил я.
– Виноват. Сие утверждение прозвучит несколько позже, что сути не меняет. Так вот… В первую голову, я, милейшие мои, никогда не ошибаюсь. Далее: историю может выдумать любой босяк, к качеству самой вещи вся эта беллетристика касательства не имеет. Вот вам случай. Заходил сюда один ловкий молодчик. Так мол и так, я говорит, Шепсель Гохман, негоциант из Очакова, широко известен в мире капитала и вообще.
В манере речи мосье Ю. Ризена мне сразу почудилось нечто обманное. Говорил он свободно, без малейшего намека на запинку или акцент, но при том употреблял выражения забавные и неестественные. Будто изъяснялся на языке родном, однако основательно забытом, смешивая стили, пожалуй, даже эпохи. Вставлял жаргонные словечки, вкладывался в местечковые интонации.
– Можете себе представить такую рекомендацию? Негоциант из Очакова. Буфф-комедия. Продолжает болтать всяческую чепуху, фасонит. Я не перебиваю и не тороплю. Наконец этот босяк притомился и ловким жестом – просто Калиостро – достал из своего потрёпанного рыжего саквояжа одну вещицу. Вещицу, доложу я вам, замечательную. Тиару. Работы тончайшей и вкуса немалого. Я, признаться, захотел иметь её сразу. А этот ушлый иудей выдал самую горячую ложь: дескать, тиара скифского царя Сайтафарна и он, Шепселе Гохман, самолично наткнулся на неё при раскопках какого-то там городища: фортуна улыбнулась ценителю. Такой, знаете ли, зарождается в этих стенах когнитивный диссонанс: с одной стороны – великолепный предмет искусства, красота линий и гармония формы, а с другой – шарлатан мутного очаковского разлива, с дешевой историей для младших гимназистов. Цену при этом заламывает космическую. Абсолютный фарс: иллюзион и мадьяры! Разумеется, я отказался. Из принципа, прежде всего: всякая вещь имеет свою цену, платить же лишнее за дурную и наглую историю – себя не уважать. Но это совсем даже не конец. То есть конец его хуцпа-марша, но не конец истории. Гохману удалось-таки пристроить свою тиару, причем за цену в десять раз большую, чем предлагалось мне. И ведь не куда-нибудь, а в самый Лувр! Громкий кипеш, полагаю вы слыхали? Сначала в «Figaro», потом в «Одесском листке», да и ваши московские газеты должно быть освещали?
Я вздрогнул. Откуда этот непонятный человек мог знать, откуда мы прибыли?
– В общем, Рейнак, Мишон, Бенуа, Молинье, все-все-все мировые знаменитости и специалисты в области античности посрамлены, унижены и втоптаны
