Негласные тихие свидетели того самого заветного «закулисья», куда мечтают проникнуть фанаты, поклонники, читатели и почитатели своих великих кумиров…
Зато после, потом… уже покинув свою службу у звезд, – все они зарабатывают бешеные гонорары на мемуарах об этих звездах…
…«Черт, – Валентин вспомнил, что у него есть запасной ключ от квартиры Иванки, нашарил его в кармане, попытался вставить в замок… и вдруг обнаружил, что дверь, собственно, и не заперта. – Что за черт!» – он вошел, вслушиваясь в тишину.
Ни звука.
Взглянул на часы. Обеденное время. «Ничего себе!».
В прихожей валялось что-то кружевное, из нижнего белья… Валентин снова чертыхнулся…
Чуть дальше, на пороге комнаты валялась еще одна кружевная часть из комплекта, что повергло Валентина в еще большее волнение.
Этот хаос от разбросанных повсюду вещей, которые по логике своей должны были бы находиться совсем в других местах, – в сочетании с полной тишиной – ему уже были знакомы. Неужели новый приступ депрессии? Прошлый окончился битьем посуды и попыткой перерезать себе сонную артерию. Слава Богу, что с анатомией Сашка-Иванка была знакома более чем шапочно, – на шее осталась только легкая царапина.
Тогда-то, полгода назад, Иванка и отдала ему ключ от своей квартиры. Конечно, – он же и «отец родной», и ангел-спаситель, и литературный агент, а также источник вдохновения.
Сейчас Валентина занимал один вопрос: «Почему в квартире так тихо?»
Ступая мягко, как охотник, подкрадывающийся к дичи, он подошел к двери зала… Пусто.
Что ж, пойдем дальше. Он осторожно заглянул в щелочку в спальную…
Да… а еще говорят, что именно во сне и проявляется наше истинное лицо… Вот и верь после этого молве. Глядя на это лицо ангела, Валентин почувствовал, как что-то толкнуло его в сердце. Словно его тронули нежнейшей колонковой кисточкой… вот так: «тук», «тук», «тук»… Как дождинка падает на стекло.
Нежно посапывая своим маленьким носиком, с розоватым румянцем на пушистых, почти детских щечках, с самым невинным видом спало это чудовище, это исчадие ада. Словно и не было за это короткое время (три беспокойных, сумасшедших года) двух или трех запоев, плавно переходивших в депрессии, прерывавшиеся попытками суицида, порывами уйти в монастырь, затаиться в ашраме, выйти замуж, наняться в шпионы, стать садо-мазо…
Иванка шевельнулась, задышала более часто.
У него на сердце сразу стало уютно и тепло. Слава Богу, с ней все в порядке.
Валентин поспешно отступил и, осторожно прикрыв дверь, быстро ретировался на кухню. Еще не хватало, чтоб его застукали за подглядыванием в щель спальни! Хватит того, что обслуга, консьержка, журналисты, окружение Ивонны приписывают его скромной персоне весьма значительную роль в жизни молодой писательницы Иванки Панчовски. Что-то вроде гражданского мужа-тирана, эксплуатирующего это хрупкое, почти неземное создание ради собственных прихотей, а больше всего – ради огромных гонораров, и готового бросить ее в тот же момент, когда она перестанет приносить ему миллионы. Этакий классический сатир. Слава Богу, что его фотографии почти никогда не появляются на страницах прессы (уж он-то сам прикладывает к этому массу усилий), и «широкая публика» его не знает в лицо.
Ну, а если говорить о «посвященных» – слава Богу, что круг их узок. Играть роль демонического мужчины для этой маленькой аудитории ему вовсе не так уж и затруднительно.
…На кухне Иванки Валентин ориентировался не хуже хозяйки квартиры.
Достал из шкафчика пачку кофе, положил в турку две с половиной ложки, – как она любила, – поставил на огонь. Сейчас, почуяв запах, приползет и само чудовище. Иначе – если ей сейчас не приготовить кофе, – Иванка, нечесаная, заспанная, будет слоняться в полураспахнутом мохнатом купальном халате, и ныть, что кофе закончилось… куда исчезли все чашки… я же помню, вчера они были именно здесь… и какой идиот поменял местами тумбочки кухонного гарнитура…и кто съел вчера весь сахар…
Кофе уже было готово, его крепкий, чуть терпкий аромат распространился во все уголки просторной квартиры, а Иванка все еще не казала носа из спальной.
Валентин уже начал немного беспокоиться. Поставил чашку на ее любимый маленький зеленый подносик с ярким разноцветным драконом (Иванка утверждала, что этот дракон, свернувшийся под чашкой кофе, чем-то похож на нее саму и удивительным образом поднимает ей настроение), – и направился с подносом к спальне.
Там по-прежнему было тихо.
Он хотел постучать, когда вдруг из тишины спальни послышался полный отчаяния и боли тихий голос, сравнимый со стоном существа, уже отходящего навсегда в иной мир, отчего по спине Валентина пробежал холодок: «Ты ведь меня не бросишь?..»…
Она
