не успел, но где-то в мозгу отпечаталось. Вот же странно!
Краску Птиц выбрал синюю – под цвет маминых глаз. Не факт, что она уловит этот штрих, но ему самому было приятно сознавать это. Потряс баллончик, проверяя хватит ли содержимого, чтобы написать задуманное. Никогда раньше он не рисовал на заборах, только в блокноте или на отдельных листах, но…
– На войне, как на войне, – пробормотал Птиц.
Никто в интернате не знал его прозвища, он не доверял им настолько. Значит, они не поймут, что это его рук дело, даже если заметят надпись. А мама догадается сразу. Если, конечно, увидит…
Оставалось лишь надеяться.
Сунув телефон в карман (хоть и выключен, но пригодиться может!), Птиц завернул баллончик в спортивную кофту и закинул в рюкзак. Ему не удалось вспомнить, не скрипит ли дверь пристройки, пришлось полагаться на авось, но Птиц не мог отложить свой поход.
«Повезло!» – выдохнул он с облегчением, когда ночная тишина осталась нетронутой. И вспомнил, что не попрощался с Князем… А вдруг кот испугается, проснувшись в одиночестве? Или коты не так тоскуют по людям, как собаки? В последней квартире, которую снимали они с мамой, за стеной жил пёс, который плакал каждый раз, когда оставался без хозяев. Хотя на прогулках выглядел очень грозным – доберман как никак. Вряд ли ему становилось страшно одному, просто тоскливо… А кот даже выть не умеет – ему никак не облегчить душу.
Птиц на цыпочках пересёк двор, порадовавшись тому, что родители Евы не держат цепного пса, выскользнул за калитку и побежал по улице, не представляя, куда она выведет. Утешало то, что интернат, мамина больница и дом Евы находились в одном районе, и поиски обещали быть недолгими. Не Москва же…
Никогда Птицу не хотелось жить в столице, которую так любила его мама, когда-то учившаяся в главном университете страны. То и дело она уговаривала сына поехать в Москву – просто побродить путанными переулками, полюбоваться старыми домиками… Мама даже гладила их стены, прижималась ладонями, точно эти двухсотлетние дома могли поделиться с ней энергетикой.
«Не очень-то они расщедрились, – вздохнул Птиц. – Надо было с соснами обниматься, говорят, от них больше пользы…»
И привычно перебил себя: «Всё будет хорошо! Теперь точно».
Дважды повернув наобум, точно путал следы, хотя никто за ним и не гнался, он наткнулся на настоящий деревенский колодец. На бревенчатом бортике стояло пустое ведро, прикреплённое потемневшей цепью. Ему сразу же захотелось пить, хотя до этой секунды Птиц и не думал о воде. Уже начало светать, и блики играли с пятнами тени на стенках ведра.
Быстро оглядевшись, Птиц осторожно спустил ведро в прохладную тьму и услышал тихий всплеск. Немного выждав, начал крутить металлическую ручку в обратную сторону. Шло тяжеловато, и он подумал, что набралось полное ведро, хотя ему столько и не было нужно… Только никак ведь не выльешь, пока не поднимешь наверх – неудобная конструкция!
Ведро
