надувает щеки, улыбается. Она пригляделась: улыбка потрясающая. Наверное, именно с такой улыбкой он пускает конкурентов по ветру или пулю им в живот. Откуда иначе этот непомерно большой дом – обелиск своим победам…
– Что они там делают? – вырвалось у нее.
Почему-то Инге важно было узнать это, и нетерпение не давало покоя, будто для нее самой что-нибудь могло измениться от этого знания. А не догадаешься – упустишь какую-то возможность. Хотя эти двое не имели и не могли иметь к ней никакого отношения. Они вообще существовали в параллельных мирах, ведь Инга с трех лет жила на волне музыки, и не приглядывалась особенно кто там внизу или на суше. Ей просто было неинтересно.
Она и теперь не считала себя вернувшейся к обычной жизни. Скорее, чувствовала, что застряла где-то между, барахтается, захлебываясь, и никак не может понять, в какую сторону плыть. И зачем?
Сама не понимала, почему сейчас так нервничает, даже злится, наблюдая за нежданными соседями? И почему не может отвести взгляд? Было какое-то мазохистское удовольствие в том, чтобы наблюдать за чужой, почти подростковой в своей активности, жизнью, когда своя рассыпалась в прах. Дунуть бы, что есть сил, запорошить глаза обоим, чтобы слезами облились!
Инга отпрянула от окна, пораженная злостью, что вскипела внутри. Откуда она? И чем провинились эти незнакомые люди, которые просто жили в свое удовольствие? Они знали только примитивные радости – недалеко ушли от лошадей, испытывающих восторг от скачки по дикой степи… Но это не повод ненавидеть их, попыталась доказать она себе. И снова шагнула к окну.
Сосед уже притащил длинные палки и молоток, а девочка держала что-то похожее на мешок, набитый сеном. Он вбил кол в землю, потом, прибив другую палку поперек, соорудил крест.
У Инги вырвался грубый смешок:
– Он собирается распять ее?!
Но на крест водрузили то подобие мешка, которое оказалось пугалом. Девушка сбегала в дом и принесла соломенную шляпу, Инге показалось – совсем не старую. Но им, видно, не жаль было расставаться с вещами, ведь в любой момент они могли позволить себе купить десяток таких шляп.
«Из итальянской соломки, – вспомнился ей старый фильм. – Скоты богатые! Наворовал где-то, и даже не стесняется показывать это всему миру. Не прячется за забором, как другие. У тех хоть огрызки совести остались, понимают, что стыдно устраивать пир во время чумы. А этот моральными принципами явно не обременен…»
Уже было понятно, что они сооружают пугало. Какой в нем был смысл, если возле дома не было даже подобия огорода или сада? Только английский газон в обрамлении русских сосен. Немыслимое сочетание.
– Они просто играют, – прошептала она, продолжая впитывать взглядом то, как соседи увлеченно наряжают свое пугало.
Роман разрезал на тонкие лоскуты желтоватую материю, потом засунул ее под шляпу так, чтобы концы развевались по ветру, и получились соломенного цвета волосы.
