совали головы в салон, что-то спрашивали, уточняли. Тускло светились в предрассветной тьме желтые «канарейки». Дорога через Кавказский хребет была на замке. Возвращаться по ней с фактами нельзя. Даже сейчас, ничего не имея с собой, друзья чувствовали себя неуютно под долгими и тяжелыми взглядами ментов, которые, впрочем, не утруждали себя обысками, зная, что из Тбилиси на Северный Кавказ ничего, кроме денег, не везут, а вот оттуда…
После Крестового перевала дорога пошла на спуск. Выпрямилась. За Нижним Ларсом поплыла сумрачная Северная Осетия.
Темнота расползалась. Горы остались позади. Стали видны холодные просторы полей, над ними в полумгле витал туман. Мутное белое солнце высвечивало деревья вдоль дороги, беззвучно летящие стаи птиц, неподвижные силуэты лошадей, черные далекие леса, редкие машины и одинокие фигурки людей на автобусных остановках.
Осетию проехали быстро, отделавшись двадцатипятирублевой бумажкой, сунутой толстомордому менту в бушлате, заявившему, что есть четкий приказ машины с грузинскими номерами через Осетию не пропускать.
– Вы что, в своем уме? Мы телевизионщики! – запротестовал Анзор, а Ладо для убедительности показал открытое редакционное удостоверение. – Для новостей снимать должны, детский праздник!
Мент проворчал:
– А для меня праздник – когда четвертной дадите! – и, взяв, махнул полосатой палкой. – Милости прошу к нашему шалашу!
В Кабарде ландшафт дополнился невысокими грудами гор вдоль дороги. Анзор расстегнул куртку, скинул капюшон:
– Здесь и растет она, красотка!..
– Где? – окончательно проснулся Ладо.
– Да всюду, где посадят! Кабарда! Балкария! Тут самый жирный план на всем Кавказе.
Ладо жадно смотрел в окно. Близость конопли придавала всему, что он видел, какой-то дьявольско-привлекательный, таинственно-заманчивый оттенок. Он часто представлял себе эти поля, но никогда толком воочию их не видел и теперь лихорадочно вглядывался в каждую мелочь. Уже вовсю светило солнце. Близость гашиша делала тайным не только природу, но и людей, предметы, собак и кошек.
В нужное им село под Нальчиком они прибыли пополудни. Людей не было видно. Бродили хохлатые жирные куры. Гоношились индюшачьи семейства. Сновали уличные псы, вызывая зависть гремевшего цепью волкодава, который вставал на дыбы и царапал лапами забор, желая избавиться от железа и поиграть с уличными сучками. Широко расставив слабые ноги, стояли замшевые телята с агатовыми глазами и одуванчиками усов вокруг пухлых губ. И даже на всех этих мирных тварях лежала печать волнующей тайны.
Ладо хотел сказать об этом Гуге, но, взглянув на затылок Анзора, передумал и опять уставился в окно.
Мимо кладбища они свернули на разбитую дорогу. Анзор скомандовал:
– Стоп! – приоткрыл дверцу и стал вглядываться в ржавые таблички. – Всю жизнь езжу, а каждый раз забываю, какой номер! Все хаты одинаковые… Всюду собаки и решетки… Да, кажется, тут… Дальше
