в следующее помещение. – И убитое неживое их прокляло. Все они умерли, и им на смену пришли те, кто живет здесь сейчас.
– Умерли? – хмыкнул Корос. – Что же их убило?
– Не что, а кто, – строго сказал проводник. – Их убило живое. Мы, наши предки. Убили за грех. Неживое трогать нельзя. Они забрали неживое в свои дома и сделали их неживыми, потому и умерли.
Ивалла воздержалась от комментариев, как и Корос.
Действительно, в диковатом убранстве стадионе, сочетавшим в себе белые стены с черными гладкими прямоугольниками разного размера, читалось запустение. Это место разграбили после войны и разграбили основательно. Странные стеклянные ящики лежали в грудах осколков, из стен торчали пучки проводов, но ничего, что могло бы сгодиться хотя бы как подставка для двери, здесь было не найти.
Они миновали еще два пролома, прежде чем выбраться из-под развороченной трибуны на сам стадион. Южная его часть сильно пострадала во время войны и от времени, но северная сохранилась практически неприкосновенной. Там, у большого портала, ведущего под трибуны, собралось около сотни работорговцев и их гостей. Причем, женщины, присутствующие на трибунах, явно все пришлые: слишком хорошо одеты.
Рядом с порталом при помощи ежей с колючей проволокой и костров огородили площадку шагов двадцать на двадцать, и именно там сейчас вяло дрались двое голых мужчин. Гости посвистывали и выли, хозяева хранили мрачное молчание.
– Мне нужно вернуться в обоз, – сказал проводник, останавливаясь. – Вы можете занять любые места. – Он повернулся, чтобы уйти, но почти сразу остановился. – И еще. Если вы пришли сюда за дорогим человеком, что бы ни происходило, не пытайтесь вмешаться в ход поединка. Это карается смертью вне зависимости от того, кто нарушитель порядка. Даже если потом уничтожат весь род.
Он ушел. Корос, фактически, протащил Иваллу через стадион и усадил чуть поодаль от других гостей. Они удостоились лишь пары равнодушных взглядов.
– Это не он, – выдохнула Ивалла, всмотревшись, наконец, в дерущихся.
Хотя понять было сложно, настолько оказались дерущиеся измазаны в грязи и крови. Один из противников уже неподвижно лежал на животе, уткнувшись лицом в грязь. Его ладони безвольно скользили по земле, но он не мог ни подняться, ни перевернуться. Второй сидел на его спине, то давя кулаками поверженному в затылок, то бестолково нанося несильные удары.
Это была жуткая и жестокая драка полутрупов.
– Он уже не может драться, – выкрикнул один из работорговцев.
– А твой не может его убить, – огрызнулся другой. – Ладно, сдаюсь, – буркнул он, подумав.
Двое молодых парней, на лицах которых появились лишь первые татуировки, раздвинули ежей и вышли на «арену». Один оттащил победителя, помог ему встать на ноги и повел в подтрибунные помещения. Второй, грубо ухватив побежденного за ноги, поволок его прямо по земле, словно ребенок сломанную игрушку. Вытащив поверженного
