великан устроился напротив, как будто для дружеской беседы. От него сильно пахло молоком, свежим, парным, и это тревожило пустой желудок Конмаэла.
– Должно быть, не такой прилежный. Раз не знаешь, за что я здесь, значит, пришёл не ко мне. Где все остальные?
Лицо солдата вытянулось от удивления. Он часто заморгал. Слова доходили до него медленно.
– Я Кит Мэри. – Великан широко улыбнулся и протянул руку через прутья, игнорируя вопрос. Заключённый пожал тёплую ладонь Кита, глядя на него с сомнением.
– Конмаэл Форальберг.
– Вот и отлично. Меня ждут дела, загляну к тебе на обратном пути.
Он удалился широким шагом в дальнюю часть коридора, оттуда послышался лязг отпираемой двери, потом она закрылась, и всё снова стихло.
Его не было меньше получаса, хотя Конмаэл не был уверен, что посчитал правильно. Когда великан вновь вырос у решётки камеры, в его руках была потрёпанная грязная книга.
– Вот и я, быстренько управился, – с довольным смешком сказал солдат.
– Что ты делаешь здесь?
– Да беседую всякое. Помогаю, чем могу. Все эти пленники, они ведь крепко несчастные. День за днём всё взаперти, да и знают, что недолго им осталось, – это же жуть, так жить. Вот я и захаживаю к ним. Где словом подбодрю, где мелочью какой – то книжку, то свечку, то кусок хлеба. Не положено, так я ж тихонечко – жаль окаянных. Ой, у меня один тут недавно просил котёнка, представляешь? Я такого, конечно, не могу достать, да и боязно. Зачем ему котёнок-то, в его положении? Съест он этого котёнка, да и конец зверюге. Ну зачем так поступать?
Кит Мэри замолчал и выжидающе уставился на Конмаэла. Тот смотрел на него, как на умалишённого.
– Зачем им тебя слушать? Ты солдат вражеской армии, им уготован расстрел. С какой стати им иметь с тобой беседу и тем более просить о чём-то?
– Э, не! – Великан важно задрал нос и погрозил Конмаэлу пальцем. – Паршивое грядущее внутри поселяется, так рот и открывается. Конечно, кто бранится, кто свободы просит, плюются даже, бывает. Тю, тоже мне, верблюжий протест! Я раз видел верблюда на ярмарке – сущее отродье! А вот многие хотят дожить по-человечьи, последние же деньки… Да присматриваю, может, кому лекарь нужен. Гниленькое место здесь. Так-то.
Конмаэл не спешил отвечать, с недоверием глядя на солдата. На миг он подумал, что та вода со вкусом тины затуманила ему разум. Всё, что говорил Кит Мэри, отстояло на долгие расстояния от толстокожей морали Горы Мертвецов.
– Понятно, – протянул он, не придумав другого ответа.
– А ты всё же за какие грехи? Это верхний уровень, стало быть, временно, для порядка.
Конмаэл отошёл вглубь камеры, чтобы избавить себя от молочного запаха, и прислонился плечом к стене.
– Отказался стрелять.
– Да ну?! – Глаза Кита округлились. – Вот ты даёшь! Нет, ты
