меня и начинают строить мне рожицы. Сквозь стекло я вижу их беззвучный смех. Загорается зеленый. Автобус дергается и обгоняет троллейбус.
– Ничего! – говорю я себе, – на следующем светофоре я расквитаюсь с вами, коварные девочки!
И когда троллейбус равняется с автобусом, и окна оказываются, как и в прошлый раз, друг напротив друга, я делаю страшную гримасу, высовываю язык и растягиваю щеки, мол, получайте обратно! Но на тех местах, где находились две девочки, сидят две старушки. Они удивленно смотрят на меня, крутят пальцем у виска и отворачиваются.
Я сконфужен.
– Как же быстро летит время! – проносится в моей голове…
…Когда он снимает старые книги с заснеженных пылью полок, его жизнь превращается в бездонный, бушующий океан чьих-то судеб. Дельфины мыслей безудержно взлетают на гребни бесконечных строк, а эскадры разноцветных чувств гибнут в стремительных водоворотах выдуманных кем-то страстей.
Киты, на которых держалось его мировоззрение, выбрасываются на необитаемый остров подсознания, по которому бродят призраки влюбленных поэтов. Их радости и печали давно стали землей.
Он подходит к замученным славой гениям, но они разбегаются во все четыре с половиной стороны, оставляя на песке следы в виде букв. Он начинает читать, но с трудом понимает смысл песочных фраз.
Вдавленные в берег буквы, особенно гласные, гласят:
«Ничто не мешает жить вечно, если ты – красивое предложение»
Что это?
О чем это?
Надо подумать.
Он запирает себя на тысячи замков и чувствует, что только так становится по-настоящему свободным. Ничто – ни крики с базара, ни драка в подъезде, ни взрывы сверхновых звезд не мешают ему размышлять о том, что хорошо бы найти опытного психолога для Отелло. Лишь иногда в его дверь стучится почтальон и пытается вручить повестку в ад, но ему строго отвечает хорошо воспитанная тишина:
– Не шумите! Здесь никого нет.
Все
ушли
в
книги…
…Зима. Морозное утро. Еду в первой проснувшейся электричке и смотрю в окно, похожее на японский флаг – над белым полотнищем полей встает безумно красный диск солнца. Сквозь хрустальные узоры стекла, переливаясь в кристалликах инея, в вагон проникает алый свет зари.
Красиво, но холодно.
Прижимаю озябшие ноги к печке под сидением и прячусь в пуховик, как в теплую норку. Такое случается редко, но именно сейчас мне хочется, чтобы вокруг было как можно больше людей – так теплее. Общее дыхание – отличное оружие против вечной мерзлоты. Лишь бы никто не кашлял…
На очередной станции в вагон заходит девушка. Как и я, она возвращается после выходных в свой институт и спешит на первую пару. Меня, естественно, раздирает желание поговорить. Я распускаю павлиний хвост и пересаживаюсь к ней.
– Вы,
