запихнула меня на сиденье огромной машины. Вела она уверенно, даже агрессивно, превышая скорость и нарушая правила. Я вжалась в сиденье, и это так и осталось впоследствии обычной моей позой в Вериной машине.
– Запомни! – вдруг резко начала Вера. – Зови меня только Никой. Запомнила? Ника!
– Почему? – еле слышно пролепетала я, борясь с тошнотой.
– Меня зовут Ника Нарышкина! Здорово, правда?!
– Да, но мне кажется… если я не ошибаюсь… фамилия твоего мужа была Нарушкин?
– Ага, была! Да сплыла! – засмеялась Вера-Ника. – Слушай, Марин, ты что, думаешь, я такую возможность упущу, чтобы из Нарушкиной не стать Нарышкиной? Конечно же, нет! Взятка паспортистке – и она ошибается в одной букве.
– А имя? Почему Ника?
– Я на самом деле Вероника. Верой я сама себя называла, когда мать умерла… Но это не моё имя, правда же? У меня нет веры. Я верю только в себя и свои силу и ум, своё тело, наконец. Вот Ника, богиня победы, – это уже моё.
Мы подъехали к большому красивому дому, построенному в начале девятнадцатого века в моём любимом районе внутри Садового кольца.
– Вот, смотри, на шестом этаже, там эркер с мозаикой – это моё.
– Круто-о! – восхищенно протянула я. – Но ты же говорила, что у мужа комната в коммуналке.
– Ага, говорила. Теперь вся коммуналка переделана под мои пятикомнатные апартаменты.
– Пять комнат! На двоих! А дети есть? – затараторила я.
Вера, вернее, Ника засмеялась, приобнимая меня за плечи:
– Нет, Мышка, это всё для меня одной. Я же теперь вдова, – она комедийно всхлипнула и смахнула несуществующую слезинку.
– Как вдова? – ахнула я.
– Слушай, Мариш, не будь дурой. Ты же поняла, что я за алкаша Нарушкина только из-за прописки и его комнаты в этом доме замуж вышла. Он через год сдох, отравился палёной водкой. Я к этому времени у одной соседки комнату выкупила, у другой – сына полоумного в интернат хороший устроила и опеку взяла, она мне отписала комнату. С третьим соседом тоже проблем не было – в Люберцах теперь живёт в отдельной квартире. Был один, правда… Сам хотел всё выкупить, всё денег копил, ждал у моря погоды, а я ему все карты смешала. Тот гад никак не хотел из вредности мне комнату продавать, но тут мне повезло, и он случайно утонул…
Я вздрогнула от этих слов, но мы уже стояли у огромных дубовых дверей Никиной квартиры.
Ника позвонила в звонок своей же квартиры, и дверь нам открыла горничная, одетая, как в кино: чёрное платье, белый фартук. Для меня это показалось уж слишком вычурно, но, рассмотрев обстановку квартиры, я поняла, что образ «французской горничной» здесь пришёлся как нельзя лучше. Нике всегда удавалось быть на грани эпатажа и безупречного вкуса… Так и от её новой квартиры складывалось впечатление, что это квартира как минимум народной артистки Большого театра. Мебель старинная, диван из карельской берёзы, дубовые резные комоды. На выкрашенных в серый цвет стенах развешаны картины в тяжёлых дорогих
