дили люди, которые были рангом выше Игоря. И на два ранга выше его самого – Валеры.
Он мог бы, конечно, на общем сходе выступить и раскритиковать закупщиков. Так, мол, и так, надо серьезнее относиться к выбору ботинок, штанов и фонарей для таких вот ночных вылазок. Не стоит экономить на важном деле. А они делали как раз его – важное дело. Даже очень важное!
Пусть кем-то считалось, что их с Игорем занятие – низшего звена. Валера даже слышал однажды, как самая красивая девушка из их общины в разговоре с подругой назвала их с Игорем падальщиками. Негромко, шепотом, но он услышал и страшно оскорбился.
– А что ты хотел, пентюх? – Игорек даже съездил ему по уху, когда Валера ему решил пожаловаться. – Чтобы она тебе улыбалась, когда ты ее глазами в столовой вместо каши ешь?
– Нет, но… – Валера потирал ухо, в котором звенело.
– Вот тебе и но! Это неприлично, во-первых.
– Что именно?
– Так таращиться, как ты.
– А во-вторых? – Валера все еще тер ухо.
– А во-вторых, она самая красивая. И самая недоступная. И самая гордая. И ранг у нее ого-ого какой! К ней приличные парни подойти не могут. Нельзя. А ты глаза вытаращил.
– Понял… – Валера помолчал и тут же снова вскинулся: – Ну, а падальщики-то мы почему? Могильщики, скорее.
– Могильщики приличных людей хоронят. А мы с тобой всякую падаль. – Игорек подумал и добавил тихо: – Прячем…
Сейчас, в три часа ночи, они как раз тащили одного из таких, чтобы спрятать. Кем он был при жизни, оба не знали: ни имени его, ни фамилии. Какой-нибудь торчок или алкаш конченый, примкнувший к общине, чтобы не сдохнуть зимой под кустом от холода и голода, совсем не зная о порядках, которые тут царили. А порядки были жесткими.
Нельзя было пить, курить, употреблять наркотики и всякую дрянь, хотя бы намекающую на содержание в ней наркотических веществ. Не приветствовалась матерная брань. За это не выгоняли, нет. За это наказывали. Всех по-разному.
Нельзя было заводить любовные интрижки и бегать на глупые одноразовые свидания. Блуд был не для этого места. Если у кого-то случалась любовь, то их тут же принуждали вступать в брак.
Регистрировался ли этот брак в официальном порядке, Валера не знал, как не знал и того, как совершаются расторжения этих браков. А они расторгались, точно. Пары менялись без конца.
Все, что здесь можно было делать без особого на то разрешения, – это работать. Труд приветствовался и поощрялся. Хорошо работая, можно было пойти на повышение. У Игоря вышло. Валера пока топтался на низшей ступени. Ему приходилось время от времени таскать ночами жмуриков и закапывать их в лесу.
Первый раз был самым страшным. Его рвало, трясло, он даже принимался плакать, когда пришлось ковырять землю ломом, а потом укладывать труп в яму. Было это…
Точно, в прошлом декабре. Холод тогда стоял невозможный. У Валеры сводило зубы, так он промерз. Было снежно, темно и страшно. Он задавал Игорю много вопросов. Боялся, что их кто-нибудь увидит, и тогда тюрьмы не избежать. Но Игорь ему ответил:
– Не ссы, Валерик. У старших все схвачено.
– Что схвачено? Тайком трупы прятать в лесу? – стучал он зубами от холода и страха, выбрасывая лопатой из ямы комки мерзлой земли. – У них что, свидетельство о смерти на каждого жмура имеется? Думаю, нет.
– А знаешь почему? – спросил тогда Игорек.
– Почему?
– Потому что это… – он пнул окоченевшее тело наркомана, – неучтенка.
– То есть?
– Их никто не ищет, их никто не ждет, у них нет паспортов. Их в природе уже давно не существует, понимаешь? Если их кончину официально регистрировать, проблем не оберешься. Ведь для начала нужно было их прибытие в общину как-то оформить, так?
– Логично, – кивнул Валера.
Он слушал очень внимательно.
– А как их оформлять? Они же бегут через день. Его зарегистрировали, а он сбежал и где-нибудь совершил преступление. Отвечать кому? Тебе? Мне? Нет… Эти твари, давно переставшие быть людьми, либо бегут, либо откидываются. Как вот этот. – И Игорек снова пнул тело. – Их кормят, дают им работу, пытаются на путь истинный наставить. А они что?
– Что?
– Где-нибудь за забором сшибут какой-нибудь дряни, уколются, а потом издыхают на наших койках. Не за забором, заметь. У нас! И что теперь, из-за них общину распускать? И куда мы тогда с тобой пойдем, Валерик? Снова под железнодорожный мост? С крысами жить?
К крысам под мост, где им с Игорем пришлось какое-то время жить, Валера категорически не хотел, поэтому больше вопросов никаких не задавал. Он исправно
