style="font-size:15px;"> Мать не врала – просто умножала правду на такое число, что докопаться до истины было уже невозможно. А атакуя, с ходу обстреливала противника пулеметной очередью упреков, каждый из которых безошибочно попадал в самое незащищенное место.
«Я – плохая, я ужасная дочь. Как я могла…»
– У меня инфаркт был. Мне «скорую» вызвали. Врач приехал, сказал: что у вас за дочка такая, что родителей без ножа убивает? Не дочь, а врагиня какая-то. А теперь объявилась. Посмела! Уходи! Ты не дочь мне больше!
– А я вам о чем? – сделав шаг к «маме», крикнула Чуб прямо ей в ухо. – Вы меня слышите? Она вам больше не дочь! – указала Даша на Машу, зажмурившуюся, дрожащую нервной дрожью, и, решительно загородив подругу собой, заявила: – Я теперь ваша дочь! Дашенька!
– Вали отсюда! – Анна Николаевна бесцеремонно толкнула «дочку» в плечо.
– А вот это, мама, уже рукоприкладство, – строго заметила Чуб.
– Вали, кому сказала!
– Я никуда не пойду. Это мой дом. Ваша квартира приватизирована?
– Что?
– Ведь приватизирована, – злорадно заткнула новую «нормально» орущую маму новая «нормальная дочь». – Я все знаю!
– Тебе-то чего? – опешила мама.
– А очень даже того! – приняла Чуб позу руки в бока. – Если она приватизирована, по закону Маше принадлежит ее четвертая часть. И если вы отказываетесь признавать меня дочерью, по закону Маша может сдать ее мне. Мы уже и с нотариусом договорились.
– Что-что?
– То-то! Сейчас едем и оформляем договор!
– На мою квартиру?
– На Машину четвертую часть квартиры, на которой теперь буду жить я, – победительно улыбнулась Землепотрясная. – Ясно?
– Только сунься сюда! – взвизгнула Анна Николаевна. – Я милицию вызову!
– Это я милицию вызову, – радостно откликнулась Чуб, – если вы откажетесь меня впускать. И покажу им бумаги.
– Хулиганка!
– Это вы хулиганка. А я – законопослушная гражданка, и по закону нашей страны Маша имеет право делать со своей частью все, что угодно. Сдать ее мне, продать ее мне… Кстати, хорошая идея. Я покупаю ее часть и поселяюсь здесь. У вас какой метраж? Метров пятьдесят? А ты, Маш, чего стоишь? Иди вещи собирай, бумаги там разные. Не мешай мне с мамулькой ругаться.
– Какая я тебе «мамулька»? – осатанела Машина мама.
Маша юркнула в «детскую».
И удивленно замерла – пол был покрыт пластиковыми мешками.
На них возлежала картошка, любовно разложенная по фасону, размеру и степени гниения. Анна Николаевна закупала картофель мешками, зимой и летом, и перебирать его пару раз в месяц было ее любимым успокоительным, заменявшим маме вязание, медитацию и прочие радости.
Блудная дочь вдохнула запах земли и подвала. Косолапо передвигаясь между шарами картофелин, добрела до окна, рванула створки и…
Вскрикнула, увидав внизу Красавицкого.
Мирослава.
Мертвого!
