на Западную башню, мне понадобится помощь.
Но не успела волшебница повернуться, как в нее с силой ударилось маленькое теплое тельце. Не удержавшись на ногах, Мона повалилась на пол, на нее сверху плюхнулся малыш и тут же крепко обнял за шею.
– Привет, мам!
– Привет, Санни! Какой же ты стал тяжелый! Неужели снова ел камни на берегу реки?
Малыш захихикал.
– А вот и нет, я все это выдумал. Но я хорошо ел, правда, мэйдин (учитель)?
Лицо Лаэра осталось непроницаемым.
– Вы ведете себя неподобающе, мастер Ксан. Немедленно поднимитесь и поприветствуйте госпожу, как положено. Вы уже не младенец, чтобы позволять себе подобные шалости.
Малыш неохотно высвободился из материнских объятий, одернул курточку и отвесил самый церемонный поклон, на какой только был способен.
– Доброго дня, матушка! Я необычайно рад вас видеть.
Сидя на полу, Мона изо всех сил старалась не рассмеяться. Она снова сгребла сына в объятия и прижала к груди. Матери и сыну не нужны были слова, чтобы выразить свои чувства, любовь и магия свободно текли от сердца к сердцу.
Тогда как у всех эльфов волосы были прямыми или слегка волнистыми, светлая шевелюра Санни завивалась крупными кольцами. Эльфы от рождения не стригли своих детей, но волшебница, не задумываясь, нарушила традицию и подравнивала ножницами кудряшки сына, как только они отрастали. Если это и удивляло ее домашних, они держали свое мнение при себе, а Таэль никогда не возражал против такого кощунственного обращения с волосами сына.
Малыш родился волшебником и тянулся к магии, как к любимой игрушке, а Мона позаботилась о том, чтобы она не представляла для него опасности.
– Мамочка, сейчас мы должны срочно отправиться на конюшню.
– А что там случилось?
– Там случилась драма!
– Драма? – Мону охватило нехорошее предчувствие.
– Да, мамочка, так Патрик сказал. Пропали собачки. Он думает, что их закинули.
– Понятно… – волшебница поднялась, чмокнула сына в теплую макушку и проводила до двери. – Давай так, ты пойдешь утешать Патрика, а я пока поздороваюсь с папой.
Малыш поморгал и после небольшой паузы тихо сказал:
– Папочка больше не говорит с нами.
– Знаю, милый, я сейчас поднимусь к нему. Увидимся позже, хорошо?
– Хорошо, мамочка!
Когда стих топот детских ног, Лаэр повернулся к волшебнице.
– Что это за драма с собачками?
У Моны вырвался звук – нечто среднее между стоном и смешком.
– Ох, боюсь, Патрик никогда меня не простит.
– Так это вы закинули собачек? Но куда?
– Далеко, друг мой, очень далеко.
Таэль стоял на смотровой площадке Западной башни, уставившись неподвижным взглядом куда-то за линию горизонта. На низких скамьях рядом с парапетом стояли миски с нетронутой едой, чашки с давно остывшими напитками, расписные
