и низкий, квадратного сечения стакан, возносятся три невысокие башни. Одна (красный карандаш) со светло-коричневой черепицей на остроконечной крыше – повыше и две (синие карандаши) с чистой насыщенно-синей черепицей – пониже…
По-моему, географических и скульптурно-канцелярских описаний достаточно. Чего доброго, читатель подумает, что автор забыл о главном. Но нет.
Отставим в сторону пустую чашку и возьмём в руки хорошую подзорную трубу. Как, у вас нет под рукой хорошей подзорной трубы? Что, даже самой плохонькой нет? Вообще никакой? Ну ладно, расскажу, что удалось увидеть мне.
Я прикладываю глаз к окуляру и быстро раздвигаю трубу. Пейзаж за окном, словно бешеный, бросается на меня. В одну секунду перед глазами промелькивают купы деревьев, полоски дорог, и вот передо мной сверкает на солнце своими стёклами красавец Диаман. Что ж, надо сказать, мойщики окон в замке не только не уступают здешним, но, пожалуй, даже превосходят их.
За окнами уже начинает угадываться обстановка комнат, но разглядеть её подробно не удаётся: возможности даже лучшей подзорной трубы не безграничны.
Однако автор может позволить себе почти всё, даже проникнуть в тот сюжет, полноправным участником которого не является. Поэтому история перед вами, и ваш покорный слуга из радушного собеседника превращается в сухого протоколиста, описывающего события и комментирующего реплики героев.
Прозрачные, словно их и не было вовсе, окна главной гостиной замка пропустили нас внутрь и сомкнулись за спиной.
Нэль сидел в мягком плюшевом кресле. Жан исчез в кабинете госпожи Лаланн, владелицы замка, оставив Нэля наедине со своими мыслями.
В это приветливое летнее утро тому ни о чём трагическом и не думалось. Пропали люди – найдутся.
Нэль поднялся из кресла и подошёл к цветочной этажерке. На ярусах стояли горшки с цветами. Хищные лианы, походившие на фигурные прутья каминной решётки, оплетали стволы фикусов и тянулись вверх. Деликатные орхидеи стыдливо бледнели розовыми юбочками. Шапки крошечных цветов каланхоэ походили на небольшой пожар, который разгорался в самом низу цветочной композиции, как огонь в очаге. С двух сторон этот растительный камин, как бы заключая в объятия своих стволов-колонн, обрамляли невысокие пальмы в мощных кадках.
Нэль потрогал длинный, вытянутый лист кливии. Лист блестел в лучах солнца, словно навощённый. Цветок вежливо кивнул ему ярко-красными граммофончиками.
Дверь кабинета госпожи Лаланн открылась, и Жан Жерар, появившись в проёме, негромко произнёс:
– Прошу!
Нэль проследовал в кабинет. Его внимание привлёк громадный портрет волевого мужчины на противоположной от двери стене. Картина, по-видимому старинная была написана маслом в тёмно-зелёной цветовой гамме. Художник изобразил мужчину в костюме путешественника: крепкие ботинки, грубые оливкового цвета брюки, рубашка с расстёгнутым воротом, наброшенная на плечи кожаная куртка. Шляпа. Мужчина не был безоружным: два старинных
