ивают в обнимку у старой церкви с шатровой колокольней. Место высокое – и отсюда видны просторы: луга, излучина реки, деревушка, дальний лес…
Он. Всего сорок минут от Кутузовского проспекта! И церковь и небо… Найти такое место!.. Для этого нужен нюх…
Она. Михалев, ты хвастун!
Он….И крестьянская кровь! Ах, кровушка! Ох, пульсирует! (Прижимает ее к себе) А?
Она шаловливо хохочет, начинается бессвязное голубиное воркование.
Она. Ага!.. (Смех)
Он. Очень-очень? (Ласкает)
Она. Очень!
Нежности.
Михалев, я бегать потом не смогу! Михалев, подлый!
Поцелуи.
Он (между поцелуями). Эти отпрыски придут когда-нибудь?
Она. Наверное, ты им так объяснил…
Он. Я не могу – «так объяснить»! Я – крестьянский сын, и после моего объяснения любой мандалай найдет с закрытыми глазами. Все равно, начнем ровно в пять! Ждать не будем! Бег – это святое. «Не трогай святого». (Хохочет) У меня уже все тело предчувствует бег.
Целуются.
Она (на популярный мотив). «Тело волнуется…»
Он. Да, но только никаких бутылочек… И после – тоже!
Она (в тон). Ни-ни-ни! (Хохочет)
Он. Бутылек исключается из твоей жизни на ближайшее время.
Она. Тебя послушать – можно подумать, что я алкоголичка. (Прерывая попытку возразить) Ну все! Ну ясно! Ни-ни-ни!
Он. Заметь: я с детства люблю все полезное: творог, мед. Я ненавижу курево, кофе… Ты – урожденная в городе, и если есть на свете хоть что-то вредное…
Она. Михалев, подлый! Замолчи!
Он. Вру, пожалуй, есть кое-что вредное… что и я… тоже…
Поцелуи, хохот.
Так! Без десяти. Их – нет. Это уже, как говорится, свинство…
Она. По-моему, у тебя какие-то странные претензии ко мне. Ты сам предложил Лукиным устроить эту встречу… Как только ты узнал про возраст девицы…
Он. У-у-у!
Щиплет ее, смех, воркование. Шум подъехавшей машины. Появляются Двое мужчин. В точно таких же, как у Михалевых, ярких финских спортивных костюмах. По реакции разочарования – это совсем не те, кого ждут Михалевы. Мужчины молча прохаживаются невдалеке, словно они тоже кого-то поджидают.
Все! Готовься – через пять минут побежим.
Она. Я не могу бегать, когда на меня будут глазеть разные сукины дети… Я приехала сюда, чтобы спокойно побегать одна…
Он. По-моему, сегодня уже был бутылек!.. То-то чувствую: пахнет японскими шариками…
Она (заводясь, почти кричит). Вот почему я ненавижу покупать вещи в «Березке». Обязательно увидишь – причем на такой швали!.. Ишь как животики вперед выставили… (Почти орет) Им и в голову не придет спросить: «Не помешали?»
Он. Никак не отучишься от своих барских замашек! Ну почему они должны у тебя спрашивать?
Она. Да, да, не будем их тревожить! Пусть они усядутся задницами нам на голову.
Приехавшие будто не слышат – невозмутимо прогуливаются.
Он. Сейчас же! Замолчи!
Она. По-моему, ты их боишься! «Не боись!» Они не любят инцидентов! Если им надо набить кому-то рожу – они наймут за деньги!
Он (перекрикивая). Сейчас же! Перестань!
Она (ее несет). Как они все похожи! Будто помечены клеймом! Как расплодились. Сколько ни сажают – все равно всюду они!
Он. Что ты орешь?
Она. Помнишь, мы ездили во вторник к Поповым в Барвиху? Ну точно такие же рожи встретились в лесу. Нет, как все они похожи!.. В графе «занятие» надо писать «воры», в графе «национальность» – тоже… (Кричит) Деловые люди! Воры!
Он. Да, большой, видать, был сегодня бутылек.
Она. За что я тебя люблю? В любой ситуации – все сведешь к банальности! Послушай, а ты заметил, они все время попадаются нам в последнее время? Может, они хотят купить наш старый «мерседес»? Они теперь все покупают: баб, антиквариат, «мерседесы».
Приехавшие
