это правдоподобие никак не могло обмануть.
Лисовин, в такую рань услыхав копытный перестук близ своего плетня, даже головы не приподнял от работы? Вроде не настолько сложно его занятие, чтоб корпеть неотрывно… И, кстати, не таково оно, занятие это, чтобы ради него просыпаться чуть свет… Да еще обряжаться, будто… будто бы…
Чистая беленая рубаха с красной затейливой вышивкой по вороту, груди да запястьям; холщовые, крашенные в зеленое штаны (елки нечесаные, да Мечник этих штанов на Велимире и не видывал прежде!); малоношеные сапоги – сафьяновые, недешевой степнячьей работы… Это Лисовин, который и зимою-то частенько выходил во двор босиком, жалеючи не то что сапоги, а и лапти лишний раз потоптать! А тут… И умыт он уже – рудые усы да борода влажны, гладко расчесаны; редеющие надо лбом седоватые волосы перехвачены плетеным шнурком…
Будто к смерти уготовился.
Или не к смерти – к проводам?
Но разве же мог он знать наперед?..
– Ну, и долго ли ты еще будешь там торчать, ровно вошь на плеши? – Велимир так и не оторвал взгляд от своего строгания, однако же вряд ли можно было бы засомневаться, для чьих ушей предназначены эти не шибко ласковые слова. – Или ты к лошадиной спине приклеился? Или решил прикинуться полканом? Ежели так, то зря: полкан – он о четырех копытных ногах, о двух руках и всего об одной голове. А у тебя голов аж три получается: кобылья, да та, что у тебя на плечах, да еще та, какою ты в седло упираешься – похоже, наиразумнейшая изо всех… Ну, чего клякнешь? Слезай, коль приехал. Или я сам должен тебе въезд во двор отворять?!
Это, стало быть, вместо здравствования. Что ж, стерпим.
Кудеслав спрыгнул наземь. Пока он отваливал загораживающую вход тесовину, пока заводил во двор да привязывал у плетня кобылу, Лисовин продолжал орудовать коротким широким ножиком, обильно посыпая стружками штаны да голенища сапог. Но стоило только Мечнику покончить со своими хлопотами, как Велимир негромко сказал:
– Подойди.
Кудеслав подошел. Только тогда Лисовин отложил, наконец, работу, сел прямее и невесело прищурился в Мечниково лицо:
– Ну, что скажешь?
Мечник глаз не отвел:
– Я прощаться приехал. С тобой, с очагом родительским. Я…
– Знаю, – Велимир тяжко прихлопнул ладонями по коленям. – Белоконь упредил, когда заявишься и для чего.
Кудеслав круто изломил брови. Что вопреки всем его Кудеславовым ухищрениям хранильник сумел-таки дознаться об этой поездке (да еще загодя, даже предупредить Велимира успел) – то не казалось очень уж удивительным. Волхв да ведун – он много может такого, которое обычные люди вовсе не способны постигнуть. Но как же тогда объяснить ночное нападение? Может, старый хранильник заранее уведомил Велимира о приезде названного сынка лишь ради того, чтоб потом сказать: "Я, де, раз упредил, то значит обо всяких нехороших делах в ночном лесу и помыслить не мог,
