давно прошедшем. Жаль, я была невнимательна, сейчас этот разговор для меня очень важен.
Мы идём в соседний посёлок на почту. Ты уже медленная, отяжелевшая, но несёшь себя торжественно. Это другие тётки могут щеголять в пропотевших халатах и матерчатых тапках, но не ты. Только узкие платья приглушённых тонов и шлёпанцы на танкетке. Только безупречный узел на затылке, и губы блестят розовым перламутром.
«Команданте» – смехом называет тебя Михей. Но сколько бы сражений ты ни выигрывала, победа в войне достанется ему. Кроме, пожалуй, одного: тебе удалось-таки отвадить всех его невест.
– К нашему берегу одно дерьмо плывёт, – авторитетно заявляешь ты.
Эти же слова ты говорила о моём отце, о Михеевой матери, о каждой подруге внука, теперь подошла очередь моего мужа.
– Бабушка, – миролюбиво отвечаю я, – вам нужно познакомиться. Вадим – особенный.
– Конечно, они все такие – необыкновенные поганцы.
Что-то не так. Слова. Ты их устало роняешь. И мне впервые не хочется спорить. Уж не знаю, что за девиц приводил в дом Михей, потому что жила далеко и только лето проводила с вами, но в остальном ты права. А дед? Неужели и он? Мама говорила, что ты почитала его белой костью. Семейный уклад подчиняла его привычкам, лепила из детей образцово-показательных граждан. Но не явно, шёпотом. И только после его ухода в мир иной позволила себе громкий командирский голос и многочасовой воспитательный зудёж. Правда, с той поры тебя занимали не отметки и пионерские галстуки, а сытое будущее, за которое дети бороться не стремились. Мама так и не поняла, почему ты сперва забивала их головы идеалами советского рая, а потом резко поменяла взгляды, проповедуя личное счастье. Почему с возрастом всё меньше походила на светскую даму, сливаясь с пёстрой толпой поселковых женщин.
– Давай присядем в тенёчке, всё равно на почте перерыв, – ты трудно дышишь, да и я взмокла, выползая на бугор. Откидываюсь на спинку скамейки, вытягиваю ноги. Хорошо!
– Мой Вадим – исключение из любого правила, – благодушно делюсь счастьем, разглядывая редкие облака в раскалённом небе. – Удивительный человек: волонтёр, поисковик, донор. Я ему помогаю и наконец-то чувствую себя нужной. Знаешь, как важно понимать, что живёшь не зря?
Вот такая я была восторженная дура.
– У меня в твоём возрасте уже дети подрастали, – ворчишь ты, – вот, что не зря.
– Да ну! Сейчас время другое, никто в роддом не бежит. Успею.
– Так и я не бежала. Дед торопился, у нас всё-таки большая разница в возрасте, да и болел он.
Ещё бы не болел. После десяти-то послевоенных лет в лагерях. Потому что не повезло деду помереть на поле брани, угораздило оказаться в немецком плену и там не сгинуть. С бывшими пленными на родине не церемонились, это известно. Он попал в Воркуту, в шахты. А там первый год его с другими бедолагами вообще не поднимали на поверхность. Мало кто выжил. Дед смог.
– Дед
