обращаться было больше некуда: с началом войны бывшая милиция по большей части разбежалась или вступила в ряды ополчения. Третьим «роботом» был старый знакомый – Худой, вернувшийся в этот статус после самовольного оставления поста. Под глазом у него красовался огромный синяк – результат воспитательной беседы с ним командира. Тот сначала пытался объяснять Худому что-то про «преступление против воинской службы», вспоминал свою срочную службу ещё в Советской армии. Худой, однако, не хотел признавать себя виновным, пытался по обыкновению юлить, что ещё больше возбуждало командирский гнев. Гнев прорвался наружу после совсем уж неудачной фразы Худого: «Командир, ну чего ты чудишь?»
– Видишь, братан, – подошёл Худой к Пете, – вот и волыну отняли, пока спал после караула. Понимаешь?
Петя молча протянул ему сигарету, зная, что он её сейчас попросит. Пете не хотелось ругать его, хотя он и не находил поступок командира несправедливым.
– Ты только, Шварц, старого кента не забываешь! – говорил Худой, присаживаясь рядом на корточки. – Как думаешь, возьмут меня обратно? Волыну вернут?
– Откуда ж я знаю? Посмотрим.
– Ну ты за меня замолви словечко! Мы ж кенты, да?
– Да что от моего словечка изменится? Это же армия, здесь командир всё решает. Он человек бывалый, советской закалки, а ты так… нарушаешь…
– Да кто ж знал, что нельзя?..
Другие два «робота» недовольно поглядывали на привилегированного собрата, который вместо работы курил вместе с одним из ополченцев. Но тут из дверей здания появился Змей, и Худой поспешил вернуться к работе. Змей встал рядом с Петей в полоборота, опёршись на перила крыльца, и посмотрел на Петю с выразительным укором:
– Пойми, панибратству тут не место!
– Ты про что?
– Я про то, что ты теперь не «робот», ты – военнослужащий! Тебе завтра, может быть, кровь проливать, как и мне, как и любому из нас… А эти типы – он бросил пренебрежительный взгляд на притихших и усердно копающих «роботов», – они будут тем временем бухать и курить где-нибудь под забором! А потом нас ещё гражданские спрашивают, когда, мол, война кончится. Я на это говорю, что тогда кончится, когда все эти бухарики из-под заборов вылезут и возьмутся за оружие, пойдут в ополчение. А не пойдут – мы их сами приведём, только в качестве «роботов»! Тут ведь каждому своё! Кто на что сгодится, понимаешь? Нормальным пацанам – воевать, всяким алкалоидам – окопы для нас рыть, убираться, мешки таскать… Командир их ещё жалеет, скоро отпускает; я б не отпускал, только набирал! Набрал бы из них отдельную трудовую роту, человек сто за раз чтоб работали, вот настроили бы нам укреплений!
– Надсмотрщиков не напасёшься, – засмеялся Петя. – А ты не куришь и не пьёшь?
– Курю, начал во время войны, потому что тут нельзя не начать… Стольких пацанов уже потеряли… Выпить могу, помянуть. Я же с лета воюю. Со Славянска. Такого повидал… – тонкие черты
