и здесь!» Я словно гнойный нарыв на теле давил и давил в себе это рвущееся дерьмо – страх, нерешительность, неуверенность.
– Что ты аки шелудивый елозишь?! – вот же незадача, своими метаниями случайно разбудил бабулю. – Рабенка вон разбудишь.
Сделав виноватое лицо, я закрыл глаза и снова погрузился в раздумья. «Что тогда делать? Предупредить Сталина обо всем этом дерьме? Как? Разговаривать я толком не могу. Попробовать написать письмо?! Кто вообще поверит!» Я же прекрасно помнил, как Кремль с огромным подозрением относился ко всем сообщениям о скором начале войны. Только за май на стол Сталина легли более десятка разного рода разведывательных сообщений из не связанных между собой источников. Сообщения шли из самой Германии, Японии, Англии; о скором нападении сообщали многочисленные перебежчики; в депешах пограничников говорилось о начале развертывания у границ Союза передовых ударных немецких частей. «И тут я, такой красивый, ванговать начинаю. Пишу, так, мол, и так, дорогой товарищ Сталин, я из будущего и сейчас расскажу вам всю правду! Ну это же бред! Более того, это крайне опасный бред, за который я с легкостью отправлюсь в лагеря лес валить».
С мысленным стоном от такой перспективы я открыл глаза. Вокруг по-прежнему никому и ничему не было никакого дела до моих терзаний. Наш вагон все так же, издавая убаюкивающие звуки, медленно ехал на запад от Вязьмы, бабуля дремала, а маленькая кроха крепко спала.
«А если рвануть в Самару, найти эту машину и…» Признаться, идея через несколько недель оказаться в компании с маленькой девочкой и еле передвигающей ноги бабулькой на острие немецкого удара меня не особо прельщала. Да, если честно, именно сейчас какой из меня боец? Что я могу такого, что позволит мне на поле боя выжить? Да-да, я не говорю о победе, красивых подвигах и героических походах, а всего лишь о том, чтобы выжить на передовой! С винтовкой, что со штыком длиннее меня, я вряд ли в кого попаду, а, скорее, сам наколюсь. Применить на поле боя против наступающей матерой пехоты противника, имеющей за плечами огромный опыт боев по всей Европе, какие-то суперновые тактические приемы? Не смешите меня! Если я что-то и помню из виденных по телевизору тренировок спецназа, морской пехоты или десантуры, то вряд ли смогу все это здесь воспроизвести… Не выйдет из меня и знатного партизана-диверсанта. Все эти красивые картинки из героических фильмов про партизан для меня остаются лишь картинками, от которых до реальной жизни, как до Гималаев пешком. Я ни черта не знаю о настоящей маскировке, о правильном хождении по лесу, об особенностях диверсионной работы! Да вообще смогу ли я вот взять и убить человека?!
«Б…ь, какая Самара? Какая, к черту, машина? Этот же проклятый бункер начали строить только тогда, когда над страной нависла здоровенная задница, – я наконец вспомнил рассказ экскурсовода о начале строительства бункера. – Черт! – тут меня осенила крайне неприятная мысль. – Это же получается… Если я все-таки смогу как-то связаться со Сталиным и он
