и представить себе не мог ярл Биргер, что несколько часов спустя это выбранное для отдыха место превратится в поле кровавой битвы…
Неведомо было надменному крестоносцу, что Александр уже «разгорелся сердцем… и восприим Псаломную песнь рече: суди, Господи, обидящим мя, возбрани борющимся со мною, приими оружие и щит, стань в помощь мне».
И представить не мог Биргер, что Александр двинулся в поход «в мале дружине, не сождався со многою силою своею, но уповая на Святую Троицу».
6
Когда Александр приближался к устью Ижоры, его встретил ижорский старейшина Пелгусий, крещенный в Православие и нареченный Филиппом…
Пелгусию было поручено наблюдать стражу, и он всю ночь провел без сна и на восходе солнца услышал грозный шум.
Прямо по небу плыла ладья, на которой в багряных одеждах стояли святые мученики Борис и Глеб. Руки святых лежали на раменах друг у друга, а гребцы были как бы одеты мглою.
Князь Александр, слушая рассказ ижорского старейшины, смотрел на солнце, встающее над лесом…
Там, за лесом, находился лагерь ярла Биргера.
Первые лучи уже упали на землю, согревая ее, и над землею клубился легкий дымок…
– И я слышал, – держась за княжеское стремя, рассказывал Пелгусий. – Слышал, как Борис сказал: «Брат Глеб! Вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру Ярославичу»[5].
Поверх головы Пелгусия смотрел князь на встающее солнце, и ему открывалось то, что не мог постигнуть ижорский староста… Сыновья его прапрадеда, равноапостольного князя Владимира, великие страстотерпцы, положившие животы свои, чтобы не было раздора на Русской земле, приплыли к нему на помощь.
Всё выше поднималось из-за леса солнце.
Уже разгорался день 15 июля 1240 года.
День, когда празднует Русская Православная Церковь память святого равноапостольного князя Владимира, прапрадеда Александра.
Князь тронул застоявшегося коня.
– С Богом! – сказал он и взмахнул рукой.
7
Как гроза Божья, как стрела, пущенная рукою Господней, летел впереди дружины юный князь.
Подобным удару небесной молнии был его натиск.
Не успели шведы опомниться, как новгородские дружинники уже прорвались в центр лагеря.
Князь Александр «собственным копьем возложил печать» на лицо Биргера, а отрок Савва в это же мгновение подрубил топором столб, поддерживающий златоверхий шатер надменного ярла.
Преследуя бегущих шведов, дружинник Гаврила Алексии верхом на коне взлетел по трапу на корабль за врагами. Его сбросили с конем прямо в воду, но Гаврила остался невредим и, выбравшись из воды, продолжал рубиться мечом со шведским воеводой.
Отважно крушили шведов дружинник Сбыслав Якунович и ловчий князя Яков Полочанин. А новгородец Миша прорвался со своей пешей дружиной на шведские корабли и начал топить их
Пелгусий стоял «при крае моря, стрежашеть обою пути, и пребысть всю нощь во бденьи; яко же нача всходити солнце, и слыша шум страшен по морю, и виде насад (судно) един гребущь, посреде насада стояща мученику Бориса и Глеба в одеждах червленных… и рече Борис: брате Глебе! повели грести, да поможемх сроднику своему Александру».
