Ой, у Радика две головы! Одна нормальная, а вторая, видимо, незаконная, потому что Радик всё время пытался запихнуть её обратно в панцирь левой второй ногой. А незаконная голова высовывалась из панциря и кричала «бе-бе-бе», дразнясь смешным розовым ротовым придатком, похожим на червяка. Пип знал, что это Радик, он друг, и его бояться не надо, но всё равно было жутко и хотелось убежать. Радик приблизился, его оранжевый левый глаз упёрся почти в лицо Пипу, ослепляя. Пип дёрнулся и проснулся.
Прямо перед его лицом качалась «будилка» – оранжевый огонёк.
Некоторые мелкие планктонные организмы умели светиться в темноте.
И зрячие трилобиты использовали их, если надо было кого-то разбудить – посылали помелькать перед спящими. А-а, это, конечно, Радик прислал «будилку» – боялся, что Пип проспит. Вообще-то правильно боялся. Пип любил поспать, что безусловно не соответствует героическому образу бдительного командира разведгруппы.
– Да иду, иду, – проворчал Пип «будилке». – Ещё темно совсем. И зачем Радику понадобилось поднимать меня так рано?
Хотя встал он не рано, а как раз вовремя. Голубой Грот находился далековато от спальных норок. Пока доплывёшь – вода посветлеет. А Радик как раз просил приплыть, когда вода только начнет светлеть. Это время по-трилобитски называлось «рассвет».
Пип и Радик нашли Голубой Грот давно, в первом классе. Это было обширное низкое помещение в известняковой стенке. Из-за белого известняка вода днем казалась ярко-голубой. Красивое место и пустынное – насколько может быть пустынным кусок океана, битком набитого всякой живностью. Так или иначе, другие трилобиты, видимо, не знали о Голубом Гроте, медузы в него почему-то не заплывали, губки и морские лилии качались у входа, маскируя его, но не проникали внутрь. И планктону тут не нравилось, планктон простор любит, а не низкие своды.
Пип приплыл в грот очень быстро, до рассвета. Он чуть не проскочил мимо – всё-таки он дневное существо и в темноте видит плохо. Радик был уже внутри, тревожно топорщился колючками. Пип первым делом посмотрел другу в глаза – не светятся, не красные, нормальные глаза.
Показалось что ли вчера?
– Чего надумал-то в такую рань? – проворчал он. – Я не вижу ничего.
Если розыгрыш – дам в глабель.
Радик ответил не сразу, будто собираясь с мыслями. Потом сказал тихо:
– То, что я сейчас собираюсь сделать – страшное преступление. Если об этом узнает кто-то из одонтов, меня изгонят из рода, предадут проклятью, напишут моё имя на трех золотых и трёх чёрных флагах и сожгут их Огнём Артхара. Может, и убьют, но это был бы лучший вариант.
– Ну и не делай, – сказал Пип, ошалев от такого начала беседы. – Зачем тебе преступление?
– Я надеялся, что не придётся, – Радик вздохнул всеми восемнадцатью ногами. – Я надеялся, что мы пойдём в одной группе, и я буду охранять тебя, Парабара и Изю, а Эври пойдёт во второй группе. Но я иду в другой группе. А это значит, что вы практически беззащитны! Только одонты – стоящие воины, остальные – личинки ясельные.
