Орлова об универсальной брачности и его упорные попытки это правило насадить соответствовали желаниям его крепостных мужиков: универсальная брачность была вековым устоем их жизни, и Орлов требовал, чтобы женщины вели себя, как им положено по статусу русских крепостных крестьянок. Крепостные мужики привычно (вдовы, стоявшие во главе двора, изредка) просили Орлова, чтобы он устроил брак поневоле, и сельские сходы часто выступали в этом усердными пособниками. В 1801 г. в имении Романовского уезда Ярославской губернии деревенские власти не смогли заставить 27-летнюю староверку выйти замуж; как доложил бурмистр, «она по упрямству своему у священника отказалась от замужества не ити не за кого». Община предложила изгнать ее из имения; московская контора Орлова приказала ее продать или, если покупателя не найдется, послать на фабрику. Тем временем ее три месяца держали в кандалах. В июне 1802 г., после того как бурмистр и выборные по согласованию с московской конторой уже были готовы отправить ее в ярославский смирительный дом, она дала согласие на брак. Бурмистр после этого предложил отправлять всех противящихся браку девок в смирительный дом, поскольку штрафы не оказывали на них никакого действия. Московская контора велела ему подчиняться орловскому Уложению 1796 г., где такого положения не было185.
Романовские выборные были возмущены, потому что отказ женщины выходить замуж грозил бедой не одному только несостоявшемуся жениху, а всему миру. Они рассматривали женщин как общинный ресурс. По стечению обстоятельств романовским крепостным в 1802 г. представилась возможность впрямую заявить о своих общинных правах на женщин. Молодая бездетная вдова, попавшая ранее в имение в связи с замужеством, попросила разрешения вернуться в отцовский двор. Ее свекр согласился, мечтая получить свою 100-рублевую кладку обратно, но бурмистр и выборные были другого мнения: вдова была молода и здорова, ее нужно оставить в имении и оштрафовать на 25 рублей за нежелание снова выйти замуж. Орлов принял решение, что вдова может вернуться к отцу186.
В своих челобитных крепостные мужики объясняли значение брака: от него зависело само существование двора. Они подробно описывали, как им позарез нужны женщины: я вдовствую уже два года, у меня пять малых детей, мне никак не обойтись без жены, которая растила бы их и смотрела за их здоровьем, велите 30-летней девке из Сохтонки, которая ведет беспутную жизнь, выйти за меня. Мне 37 лет, у меня двое детей и старик-отец 61 года, без жены мне не справиться с повинностями187. Эти и многие другие челобитные настолько схожи друг с другом, что есть основания предполагать, что все челобитчики пользовались аргументом, который они считали наиболее эффективным, чтобы убедить хозяина вмешаться: ведь гибель или обнищание двора угрожали его собственным интересам. Между тем многие дворы были действительно подвержены демографическим злоключениям, на которые ссылались челобитчики, и многие из их дворов действительно были бы обречены на обнищание и не смогли бы
РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 561. Л. 6 об. – 8, 33 об., 37–37 об., 58 об.
Там же.
РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 756. Л. 1–2; Д. 533. Л. 61.
