и сообщения. Особенно во время сезона на Лофотенах. Там постоянно требовались то рыбаки, то люди на разделку рыбы, то соль.
Фредрик любил говорить о телефоне. И об участке земли, спускавшемся к морю, который он собирался очистить от камней и вспахать, если ему помогут Хильмар и работник. Он говорил о чем угодно – о снаряжении для лова, о сетях, которые следовало развесить для просушки. О предстоящем засоле рыбы и об овцах, которые вот-вот должны ягниться. О сообщениях в газетах и телеграммах. Но никогда о том, как он спал или как он себя чувствует.
Ну вот, она и сегодня успела добежать до уборной! Жизнь состояла из череды крохотных дел, с которыми Элида худо-бедно справлялась и которые ничего не значили для вращения Земли в мировом пространстве. Утром она едва не поссорилась с Фредриком! За которого вышла замуж, потому что он был самый благородный из всех, кого она знала. Вышла за него, хотя мать потратилась на то, чтобы она окончила среднюю школу, и как могла пыталась отговорить ее от этого замужества. Родные не говорили прямо о том, что считают Фредрика непригодным к какому-либо делу. Мать прибегала к намекам и употребляла такие слова, как «мечтатель» или «книгочей, не способный на поступки». Элида упрямо отвечала, что девушка, решившая выйти замуж за Фредрика, непременно должна иметь среднее образование. Он – бесценный дар судьбы. Любовь. Она была уверена, что это – любовь, хотя ничего о ней не знала и даже не помнила, когда впервые услышала это слово.
Элида была готова родить ему одного, даже троих детей. Но рожать через год по ребенку – это уже слишком! Впрочем, вслух она этого никогда не говорила. Да, собственно, и не думала. А уж когда дети появлялись на свет, ни за что не согласилась бы потерять хотя бы одного из них. Со старшими – Хильмаром, Селине, Фридой, Рагнаром и Анни – все было в порядке. Средние – Эрда, Карстен и Хельга – тоже уже обходились без постоянного материнского надзора. Но Агда еще много плакала и требовала внимания.
Только Фредрик знал о том несчастном случае, когда на кухне Элида на минутку отвернулась, чтобы снять с огня убегавший кофе. Двухмесячная Агда упала с кухонного стола, и в головке у нее как будто что-то повредилось – она не могла не плакать. А сегодня еще эта шишка на голове!..
Случалось, Элида наказывала детей, чтобы напомнить им, что главная в доме она и что последнее слово должно быть за ней. Фредрик же считал, что любое насилие вызывает только насилие. Не следует чему-то учить детей таким образом. Он мог часами сидеть на кухне и внушать маленьким грешникам, что они не правы, пробуждая в них раскаяние. Человек обладает разумом, к нему и следует взывать родителям, считал он. И уж ни в коем случае не бить неразумных детей. Элида не была уверена, что его долгие проповеди полезнее для детей, чем ее подзатыльники. Но обычно, когда случались провинности, на месте оказывалась только она.
Однако сегодня ей было некогда с ним ссориться, сначала надо было выйти в уборную. Из-за своего больного сердца Фредрик не годился для ссор. Строго
