меня болела голова, вот почему я туго соображал. Холод. Холод! В одну короткую ночь кончилось лето, и сразу, без перехода, наступила зима, я никогда такого не видел. С другой стороны, я вообще никогда не видел того, что происходило вокруг.
Тварь засмеялась своим довольным предвкушающим смехом, она чуяла добычу.
– Кто там?! – нервно спросил Костик.
Тварь приближалась по траве, хрустела льдом, выдыхала холодный пар.
Я ждал.
Тварь остановилась возле дома и постучала в стену пальцем, звук получился звонкий, какой может быть только в морозные дни.
Костик дернулся.
– Выходи, – произнес вкрадчивый голос. – Я знаю, ты здесь.
И снова постучала.
– Ты хочешь кушать?
Я уже это слышал. И от этого шерсть у меня на загривке поднялась, а нос сморщился, и вылезли зубы, я готов был уже зарычать, захлебнуться истерическим лаем, но удержался.
– Выходи, – ласково прошептала тварь. – Мне скучно.
Костик задрожал. То есть зубы у него застучали, и громко так.
– Мне скучно. Я тебя жду.
– Заткнись! – крикнул Костик. – Заткнись! Заткнись!
В ответ тварь расхохоталось, жирно, с удовольствием и, как я услышал, с искренней радостью. Они так долго могут, часами, наверное.
– Заткнись!
Тварь заскребла по бревнам, извлекая крайне неприятный скрежещущий звук, тоже знакомая штука, хорошо еще, что не по стеклу. Но даже если не по стеклу, впечатление производит. На Костика тоже произвела. Люди боятся темноты, красных глаз и скрежещущих звуков на генетическом уровне, мне кажется, в этом большая заслуга тварей. Костик допустил ошибку, отозвался.
А потом допустила ошибку тварь.
– Иди сюда, – сказал она. – Иди сюда.
И просунула руку в окошко. То есть лапу, конечно. Хотела напугать Костика до одурения. Чтобы он забился в дальний уголок подвала и сошел там с ума, медленно то есть сходил бы, а она наслаждалась, дышала бы страхом.
– Иди ко мне…
Она продолжала тянуть лапу, а мне почему-то казалось, что лапа эта вытягивается и вытягивается, как бы удлиняясь.
Не знаю, что с ней такое было – как она не учуяла меня. Впрочем, возможно, в этом был повинен Костик – перепугался он слишком сильно, так сильно, что запах его страха заглушил мой.
С лапы гнилыми рваными лоскутами слезала человечья кожа, когти были длинные и острые, пальцы сжимались в кулак и продвигалась к нам. Костя очнулся и смотрел на это, я видел, что сейчас он вот-вот закричит.
Тогда я сделал то, что мог. Я вцепился в запястье твари и дернул вбок. Кости хрустнули, но не сломались, брызнуло черным, тварь дернулась наружу, и ударила меня о стену, но я не отпустил, сдвинув зубы до звона. Она била меня о стену, а я не отпускал, я упертый тип, я не только не отпускал, но при любой возможности старался тянуть в сторону, в сторону, чтобы лапа шла на излом.
Она ударила в стену и завыла, а я
