формах, как прежде, но все-таки вам придется пройти некоторые испытания и дать определенные клятвы – нечто вроде присяги.
– Я понимаю.
– Обязан предупредить, мой дорогой профессор, но… масонская клятва – вещь чрезвычайно… м-м… серьезная и требующая неукоснительного соблюдения. Упаси Бог кого-то запугивать, но должен сказать… в качестве примера разумеется, что во времена Великой французской революции… – Говоря это, Максим Максимович встал и, если бы в этот момент на нем была шляпа, обнажил бы голову.
Глядя на Ковалевского, встал и Тарас Петрович. Постояв несколько секунд и почтив таким образом память великого события всего рода человеческого, Максим Максимович сел и продолжил речь:
– Так вот, великому мастеру ложи «Великий Восток Франции» герцогу Орлеанскому Филиппу Эгалите отрубили голову только за то, что тот по наивности решил: раз масоны захватили власть во Франции, значит, можно не особо хранить тайны… ха-ха-ха… М-да, между прочим, доктор Гильотен, тот, что изобрел у них… – Тут Ковалевский прочертил ладонью по шее. – …Придумал очень гуманный, как говорится, способ умерщвления: р-раз! – и как легкий ветерок по шее! Это вам не наши российские виселицы с гнилыми веревками или уж совершенно варварские розги!
– Однако и в гильотине я не нахожу ничего хорошего, – заметил Тарас Петрович.
– О, разумеется! – воскликнул мэтр. – Я исключительно для примера. Только чтобы, знаете ли, подчеркнуть разницу между высокой цивилизацией и варварством даже и в смысле наказания высшей мерой. Кстати, о наказаниях. Мы ведь с вами все-таки не совсем толстовцы и подставлять щеку не собираемся, не так ли? Диктатура свободы должна жесточайшим образом бороться против любого проявления несвободы, неравенства и небратства! Вы… разделяете?
– Разделяю, – согласился Тарас Петрович.
– Да, да, да! – воскликнул Ковалевский. – Наша борьба за свободу потребует многих жертв… – Ковалевский зажмурился. – В свое время Марат насчитал двести семьдесят тысяч желательных трупов, в действительности их было… миллионы! Что же касается нас… тут даже трудно себе и вообразить. Но пусть, пусть на алтарь свободы мы принесем десятки миллионов жизней… свобода стоит таких жертв! Не правда ли? Уж на что тот же Белинский… Кстати, вы как… к Белинскому?
Тарас Петрович наклонил голову то ли в знак сочувствия и уважения, то ли просто затрудняясь найти правильные слова, и Ковалевский продолжил:
– «Я начинаю любить человечество по-маратовски, чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную». А?.. А вот это как вам понравится? «Люди так глупы, что их насильственно надо вести к счастью. Да и что кровь тысяч в сравнении с унижением и страданием миллионов». А? Кто это? Робеспьер? Дантон? А вот и не угадали! Это наш доморощенный Марат – Неистовый, как его называли друзья, Виссарион, увлекший своими идеалами бóльшую часть студенчества и интеллигенции! – воскликнул Максим Максимович
