живота маленькой повязкой не потому, чтобы стыдилась показывать народу, но потому, что никому не позволялось здесь выступать совершенно обнажённым, не имея повязок на половых органах. В таком виде, медленно сгибаясь назад, она ложилась на землю лицом к верху. И она поднималась после этого не только не покрытая краской стыда, но даже ожидая похвал и прославления за такое зрелище. Она была не только сама бесстыдной, но и гениальной учительницей всякого бесстыдства…
Здесь голос Прокопия сорвался. Хилвудий посмотрел на собеседника и понял, что тот давно неравнодушен к Феодоре. Он не спросил у своего учёного друга, спал ли тот с ней когда-нибудь, но понял, что сейчас не это важно и что Прокопий не может простить ей чистых и страстных чувств, пережитых им в молодости, и, вероятно, какого-то оскорбления. Тем временем рассказчик собрался с мыслями, сморщил свой высокий лоб и пьяными устами продолжал вещать Хилвудию:
– Порой, скинув одежды, Феодора стояла посреди сцены с мимами; бесстыдно выгибаясь и опять поднимаясь. Она с гордостью показывала арену своего обычного искусства перед теми, которые уже не раз испробовали её, и теми, которые ещё к ней не приближались. С таким же безграничным цинизмом и наглостью относилась она к своему телу, что свой стыд считала не там, где он по законам природы находится у других женщин, а у неё на лице. А тех же, которые сходились с ней, тотчас можно было со всей ясностью заключить, что общение с ней у них происходит не по законам природы. Поэтому более приличные люди, встречаясь с нею на площади, уклонялись и поспешно отходили от неё, чтобы, коснувшись одежд этой женщины, не заразиться такой грязью и нечистью. Так суждено было родиться и воспитаться этой женщине и стать прославленной среди многих городских блудниц и в глазах всех людей.
– Ну а когда же она стала той, кто она сейчас? – спросил, трезвея и приходя в себя, Хилвудий.
– Вскоре. В неё безумно влюбился Юстиниан и сначала сошёлся с ней как с любовницей. Феодоре удалось тогда тотчас же получить огромное влияние и приобрести огромное состояние. Для этого человека было самым большим удовольствием, что обычно случается с безумно влюблёнными, оказывать своей любовнице всевозможные милости и осыпать всякими богатствами. Пока жива была императрица (жена дяди-императора Юстина. – Д. А.), Юстиниан никак не мог добиться того, чтобы сделать Феодору своей законной женой. Немного времени спустя императрица волею судеб скончалась. Тогда Юстиниан стал принимать меры для заключения брака с Феодорой. Так как человеку, достигшему сенаторского звания, было невозможно жениться на публичной женщине, ибо это было запрещено ещё древнейшими постановлениями, он упросил императора Юстина (дядю. – Д. А.) аннулировать эти законы новым законом. И с этого времени он жил уже с Феодорой как с законной женой и для всех других сделал доступным брак с публичными женщинами. Отныне он шёл путём тирании, прикрывая свой насильственный образ действий внешней видимостью почётного титула базилевса.
