сив, кто, тут же щелкнула замком. Дверь распахнулась.
На пороге стояла женщина – худая, высокая, в темном пальто и черном берете. В руках небольшой чемодан. Ольга Петровна растерялась и поправила очки.
– Вы… к нам?
Женщина в берете усмехнулась.
– Оля, ты что? Не узнаешь? Что, так изменилась?
Ольга Петровна вздрогнула и чуть отступила назад, потому что узнала.
На пороге стояла Муся. Ее двоюродная сестра. Которую она не видела… Лет пятнадцать, не меньше! Или – тринадцать. Впрочем, какая разница?
Ольга Петровна продолжала молчать, растерянная и ошарашенная. Наконец произнесла:
– Муся, ты? Вот уж… не ожидала!
Муся ответила коротким, сухим смешком:
– Оля! Ну что? Так и будем стоять? В дом не пустишь?
Ольга Петровна мелко закивала, покраснела и забормотала:
– Конечно, конечно! Муся, да что ты! Просто я… растерялась!
Муся неодобрительно хмыкнула – дескать, что с тебя взять? И вошла в дом. Ольга Петровна отступила на два шага назад и замерла, разглядывая нежданную гостью.
Муся повесила на вешалку пальто, аккуратно сняла ботинки, пристроила их ровно по линеечке, затем сняла берет и внимательно осмотрела себя в зеркале, чуть нахмурила брови, облизнула губы, после чего наконец обернулась на Ольгу Петровну.
– Что, Оля? Удивлена? Да, вот так… Такие дела. Ну, приглашай в дом, хозяйка! – И Муся ослепительно улыбнулась, показав по-прежнему отличные, крепкие и крупные зубы. – А тапки-то у тебя есть? Или так, босиком?
Ольга Петровна словно очнулась, снова закивала и принялась суетливо доставать тапки – гостевых в доме не было, потому что гости в доме бывали редко. Подумав с минуту, протянула ей Иркины – самые приличные, почти «свежие», смешные, ярко-желтые с оранжевым кантом – утиная мордочка, кажется, из американского мультика. Муся усмехнулась.
– Иркины! – догадалась она. – Что, из детства никак не выскочит?
Ольга Петровна ничего не ответила. Муся всегда была щедра на «укусы» – такая натура. Самое умное – не вступать в диалог, целее будешь.
– Ну проходи! – как-то неуверенно пригласила Ольга Петровна и обернулась у входа на кухню. – Муся, ты голодна?
– Чай, только чай! – ответила та и уселась на табурет.
Было неловко разглядывать ее. Неловко и ужасно интересно. Как следует разглядеть, рассмотреть все подробно и расспросить все детально – как ее жизнь, как прошли все эти долгие годы, что получилось из всего этого. И что не сложилось. Понятно же было, что не сложилось. Но Мусю нельзя было расспросить. Можно было только спросить. Осторожно, аккуратно, дипломатично. Но даже при этих условиях, при том, что этика и правила соблюдены, Муся могла не ответить – характер такой. Тяжелый характер.
Ольга Петровна помнила – связываться с Мусей никто не торопился. В спор с ней вступать рисковали немногие. Позволить себе подобное мог только Мусин отец, дядя Гриша. Но что ей нужно? Зачем она приехала? Что случилось и почему она здесь? На сердце было тревожно. Впрочем, от встреч с Мусей было тревожно всегда.
Ольга Петровна совсем растерялась – переставляла чашки, гремела ложками, хлопала дверцей холодильника и бросала осторожные взгляды на сестрицу.
– Муся! Может, все-таки поешь? У меня есть чудесные голубцы. Так хорошо получились!
Муся чуть скривила губу:
– Голубцы? Ну давай. Только один, слышишь? Больше не съем – ты ж меня знаешь!
Ольга Петровна радостно закивала – теперь у нее появилось дело, пусть кратковременное, минут на десять, но все же дело. А это означало, что разговор и общение отодвигались – хотя бы чуть-чуть.
Она поставила перед гостьей тарелку с разогретым голубцом, от которого шел вкусный, ароматный парок, и присела напротив.
– Муся! – всплеснула она руками. – А хлеб?
Муся мотнула головой:
– Завари лучше чаю! И покрепче, Оля! Ты же знаешь, какой я люблю!
Ольга Петровна с радостью вскочила, поставила чайник и стала искать в шкафчике заварку. И на секунду замерла. Муся, как всегда, ей приказала! Или так – говорила с ней приказным тоном, словно хозяйкой была здесь она, Муся, а никак не Ольга Петровна.
«Ой, да что я? – остановила себя она. – Что я, Мусю не знаю? – И приказала себе: – Не обращай внимания, Оля! Ты же понимаешь, что там не все хорошо! Или даже совсем нехорошо. Иначе бы…»
Наконец она села напротив нежданной гостьи и аккуратно стала ее рассматривать. Муся сдала. Постарела:
