й ковался в Вестфалии в 1648 году, ярко проявлял себя в Париже в 1814-м, 1856-м и 1919-м годах. Ялтинская конференция 1945 года ознаменовала окончание тотальной европейской гегемонии и поставила ребром вопрос об объединении разнообразных стран на разных континентах в единую организацию. Организацию, сочетающую в себе решение экономических, политических, социальных и военно-полицейских проблем. Аккуратный зондаж этого вопроса на предыдущих встречах, как глав Большой Тройки, так и их полномочных представителей, завершился в Ялте проработкой конкретных документов, обеспечивающих технические детали осуществления этой идеи. Речь шла уже не о декларациях, хоть и стратегического характера, но совершенно необязательных к выполнению, а о практических нюансах работы создающейся Организации Объединенных Наций. Именно Ялта‑45 стала осью, вокруг которой завертелся послевоенный мир. Именно в Ялте‑45 были заложены многочисленные минные поля для будущих политических игроков на планете Земля: право вето членов Совета Безопасности ООН, новые границы между Польшей и Германией, территориальные приращения СССР на Дальнем Востоке за счет Японии, принципы политического обустройства послевоенной Восточной Европы, введение в ООН, как теоретически самостоятельных игроков, УССР и БССР. Перечень можно было продолжать на многих страницах. Ясно одно, в Ялте были сформированы основы нового миропорядка. Причем на самом кануне появления ядерного фактора в мировой политике. Потсдам‑45 лишь подтвердил ялтинские договоренности и жестко обозначил те минные поля, которые в феврале 1945 года смотрелись скорее как задумка лидеров Большой тройки, а летом того же года они стали фактором, с которым уже приходилось работать дипломатам разного уровня. И ядерная «дубинка для русских парней» никоим образом не изменила вектора движения геополитического экспресса, пущенного в феврале 1945 года, еще в безъядерную эпоху, на излете Вестфальско-Версальской системы мироустройства.
Обозначу1 те факторы бытия геополитического универсума, которые стали с 1945 года определять новые нормы для мирового сообщества.
Во-первых, это фактор времени. Творцы «Ялтинской системы координат» неоднократно подчеркивали, что создают временную структуру, целью которой являлась бы ликвидация возможности войны в Европе хотя бы на 50 лет. Об этом, пожалуй, одним из первых заявил американский президент – Ф. Рузвельт – 6 февраля 1945 года в Большом парадном зале Ливадийского дворца во время пленарного заседания, посвященного вопросам будущей ООН[1]. Чуть позже глава СССР И. Сталин, вступив в жесткую полемику с премьер-министром Великобритании У. Черчиллем, привел как аргумент в пользу своей точки зрения фразу Рузвельта о 50 годах мира и безопасности, дав понять, что полностью разделяет его, американского президента, видение проблемы[2]. Черчилль промолчал, что, признаться, делал он крайне неохотно и редко. А спустя два дня, 8 февраля 1945 года, на дипломатическом обеде в Юсуповском дворце (поселок Кореиз) он в присущей ему экспрессивной манере поведения заявил свою точку зрения в форме застольного тоста:
«Я должен сказать, что еще ни разу за всю войну, даже в самые мрачные периоды, я не ощущал на себе такой большой ответственности, как сейчас на этой конференции. Теперь, по причинам, на которые указал маршал, мы понимаем, что достигли вершины холма и перед нами простирается открытая местность. Не будем преуменьшать трудности. В прошлом народы, товарищи по оружию, лет через 5–10 после войны расходились в разные стороны. Миллионы тружеников двигались, таким образом, по замкнутому кругу, падая в пропасть и затем снова поднимаясь лишь благодаря своим собственным жертвам. Теперь мы имеем возможность избежать ошибок прежних поколений и обеспечить прочный мир. Люди жаждут мира и радости. Соединятся ли вновь семьи? Вернется ли воин домой? Будут ли восстановлены разрушенные жилища? Увидит ли труженик свой дом? Защита своей страны – доблестное дело, но перед нами еще большие задачи. Нам предстоит претворить в жизнь мечту бедняков, чтобы они могли жить в мире, охраняемые нашей непобедимой мощью от агрессии и зла. Я возлагаю свои надежды на замечательного президента Соединенных Штатов и на маршала Сталина, в которых мы найдем поборников мира и которые, разбив наголову противника, поведут нас на борьбу против нищеты, беспорядков, хаоса, гнета. Я возлагаю на это надежды и от имени Англии заявляю, что мы не отстанем в наших усилиях. Мы неослабно будем поддерживать ваши усилия. Маршал говорил о будущем. Это самое главное. В противном случае океаны крови окажутся напрасными и поруганными. Я провозглашаю тост за яркий, солнечный свет победившего мира»[3].
Во всей этой яркой речи философски и литературно одаренный британский джентльмен обозначил обычный предел мирных усилий после больших войн – 5–10 лет. Он однозначно желал и активно предпринимал усилия в Ялте, чтобы этот рубеж был преодолен, но как опытный интриган и коварный представитель парламентской демократии Британии отказывался говорить о верхней рамке мира. Впрочем, вся его речь была завязана как на поколении, прошедшем войну, так и на том, которое родилось непосредственно во время этой войны или сразу же после нее. Тем самым У. Черчилль дал понять, что рассчитывает на одно-два
