белые, хоть подберезовики, хоть маслята-опята или грузди-лисички, ничего, впрочем, удивительного, ведь вырос в степном краю, припавшем к самому берегу Азовского моря, а там, на гладкой степной столешнице, они, можно сказать, и не встречаются. Он улыбнулся: надо же, какая ерунда лезет в голову, здесь, где он находится сейчас, скорее наткнешься не на гриб-боровик, а на подлую растяжку, глядишь, и отправишься на грибную охоту на тех вон облаках, что проплывают высоко над головой. Хотя там, наверное, грибы не растут.
По редколесью, все ползком, по-пластунски, Саша преодолел метров сто пятьдесят, и куртка на брюхе, на груди, и армейские штаны на ногах вымокли так, будто он с разгону плюхнулся в море. Ну, да ладно, еще чуток, и он привстанет, выпрямится, желтые березы и красные осины там, впереди, жмутся друг к дружке потеснее, как пассажиры в набитом под завязку автобусе, в этой, с натяжкой, конечно, можно так сказать, чащобе он оторвется, наконец, от земли, и с высоты своего роста высмотрит то, что с земли не приметишь, то, зачем, собственно, и отправился в разведку – вызрела у командира задумка взять это маленькое, дворов на сорок, луганское сельцо, отобрать родимую кроху, нашу пядь, как пел Высоцкий, у врага. Разглядеть, где и как он, вражина, окопался, какие там «Грады» и минометы, в бинокль, конечно, можно, но плохо, мешает лесок, живым, зорким глазом все увидится гораздо лучше. И уже через минуту «Грек» стал охотником, который, затаясь, высматривает зверя. Фотографическая память накрепко все запоминала. Осторожно перемещаясь то к одному, то к другому просвету между стволами и кронами, он цепко схватывал глазами все, что могло пригодиться для будущей атаки. И уже собирался попятиться, сделать несколько шагов назад, после чего снова ляжет на мягкую листву, и прикоснется к земле мокрым брюхом, мокрыми коленками, мокрыми, уже слегка саднящими локтями, и по-пластунски отправится восвояси, как настороженным, чутким ухом услыхал – совсем недалеко, слева, кажется, от него хрустнула ветка. Саша резко обернулся и, вскинув автомат, увидел человека – с той, конечно, стороны. Доли мгновения хватило и тому, чтобы увидеть «Грека», и тоже вскинуть автомат, и они бы точно обменялись пулями в живот, а то и прошили бы друг друга короткими очередями, если бы не свершилось внезапное, точно молния сверкнула, узнавание:
– Санчес! – крикнул тот, под кем хрустнула ветка.
– Лешка! Ты?!
Нескольких секунд хватило, чтобы наступил черед крепких медвежьих объятий.
– Санчес!.. – изумился недавний враг и задал совершенно нелепый вопрос: – А что ты здесь делаешь?
– Леш, ты с луны свалился? Родину защищаю, вот что делаю! А ты?
– Приказ выполняю. Неужели забыл, что я военный человек?
Алексей швырнул автомат на мягкую осеннюю подстилку, сплошь и рядом в багрово-красных, точно пятна крови, осиновых листьях, рядышком приземлился и «калаш» Александра.
– Сядем, покурим?
– Отличная идея! Слушай, а мы сейчас могли бы отправиться на тот свет. Оба, одновременно. Мы ж с тобой и родились в один день,
