он и остался неподвижен, как гора, которая никогда не идет к Магомеду.
Он без всякого стеснения разглядывал Татьянино личико, бледное, с тонкими чертами, со вздернутым носиком, маленьким бледным ротиком и крупными миндалевидными глазами, обвитыми густыми пепельными ресницами. Правая тонкая искусственная линия бровей поднялась наверх в выражении недоумения и недовольства. Татьяна рассчитывала на то, что он хотя бы прижмется сильнее к поручню и освободит ей хоть капельку места, все-таки автобус уже почти приехал на остановку, но парень только улыбался. Девушка заежилась, возмущаясь в душе таким нахальством и нерациональностью. Она ведь попросту могла не успеть выйти в нужном месте, а тащиться целый квартал по подворотням в такое темное и зябкое время ей совсем не хотелось.
– Позвольте, я пройду, – с недовольной настойчивостью сказала Татьяна и попыталась ступить вперед одной ногой, чтобы заставить его подвинуться.
– Пожалуйста, проходите, – вежливо и с улыбкой, которая ей показалась наглой, ответил парень и лишь слегка повернулся боком.
Татьяна поняла, что лучшего она уже не добьется, и начала двигаться вперед, вынужденно прижимаясь к нему, задевая полями горчичной шляпы его подбородок, что, казалось, совсем не доставляло ему неудобств. Шляпу пришлось придерживать, поэтому Татьяна отпустила поручень, за который держалась. По закону подлости в этот самый неподходящий момент кондуктор начала двигаться в обратную сторону. Она раздвинула людей так, что они волной наклонились вбок и прижали парня и Татьяну к окну. При этом парень по-рыцарски одной рукой аккуратно обхватил голову девушки сзади, чтобы она не ударилась о стекло, а второй подставил свою руку под удар о поручень за ее спиной. И это оказалось очень кстати, но Татьяне стало неловко. Она покраснела и не хотела, чтобы ее рыцарь это видел. Как только волна прошла, парень выпустил ее из объятий и развернул, выдвинув тем самым вперед, а себя загнал в бывший Татьянин уголок. Девушка немного опешила и, отвернувшись, начала медленно продвигаться к двери. Она даже забыла его поблагодарить, впрочем, одновременно с этим ее возмущало такое фамильярное поведение. Но на душе немного посветлело. Мир перестал казаться таким несправедливым и жестоким. Тяжесть с плеч свалилась на пол автобуса и уехала вместе с ним, а Татьяна, оказавшись на остановке, неспешно отправилась домой по мелким лужицам и мокрому асфальту.
Сырой воздух обдувал лицо, румяня щеки. Невысокие каблуки мерно стучали по тротуару, отбивая марш возвращения домой. Мимо пробегали еще десятки каблуков, платформ и плоских подошв, оставляя мокрые, тут же расплывающиеся, следы на тротуаре. Татьяне хотелось как можно дальше оттянуть время, чтобы как можно дольше избегать неприятного разговора с отцом. Поэтому она шла медленно, едва передвигая тяжелыми ногами, и с жадностью дышала холодом, дабы остудить разум и пожар в душе, который стихал, но подобно лаве оставлял после себя черные выжженные окаменелости.
